Согласимся с Александром Сергеевичем:
Любви все возрасты покорны;
Но юным, девственным сердцам
Её порывы благотворны,
Как бури вешние садам79.
Тем не менее наблюдались такие порывы, такие бури, что и от сада ничего не оставалось…
Вы, Серкидон, давно мне не писали. А могли бы поведать, к примеру, о Вашей первой любви. Стало быть, не случилось это с Вами. Ну, неужели не похвастались бы? Раз не случилось – почитайте, как оно бывает у других.
Разберём два случая, когда первая любовь развивалась по крайне негативному сценарию. Молодые люди, участники любовных коллизий, немного старше Вас, каждому из них – двадцать четыре года. Обоих запутанные любовные отношения привели в состояние глубокой депрессии, в буйных головушках витали суицидные настроения. Вам описываю обе love story80 на всякий случай. Если что – будете знать, куда бежать и как спасаться.
Иван Бунин.
«Уезжаю, Ваня, не поминай меня лихом», – написала Ивану Алексеевичу его первая любовь. Так второпях даже восклицательный знак не поставила. Может быть, именно поэтому бунинская Катя в прощальном письме наставила много восклицательных знаков. Автор исправил оплошность любимой женщины…
Когда Ваня прочёл эти несколько роковых слов, у него похолодела голова, в ушах сильно зашумело, у висков вспыхнули бордовые всполохи, колени подогнулись… А потом ещё ко всему этакому носом пошла кровь…
Вот почему любовь – дело молодое. У немолодого человека при таком потрясении неминуем инсульт – и вся любовь. С трудом доковылял до вокзала ещё недавно бодрый молодой человек и поехал в город Орёл, где у отца (а где же ещё!) скрывалась беглянка. Приехал Ваня в Орёл совсем не орёл.
Из дневника Бунина:
«Я приехал в орловскую гостиницу совсем не помня себя. Нервы, что ли, только я рыдал в номере, как собака, и настрочил ей предикое письмо: я, ей-Богу, почти не помню его. Помню только, что умолял хоть минутами любить, а месяцами ненавидеть. Письмо сейчас же отослал и прилёг на диван. Закрою глаза – слышу громкие голоса, шорох платья около меня… Даже вскочу… Голова горит, мысли путаются, руки холодные – просто смерть!»
Ответа на письмо не было, на порог дома доктора Пащенко Ваню не пустили, и подался он по совету брата Юлия в Москву. Старший брат – наставник и советчик – во многом заменил Ивану пьющего, промотавшего состояние отца. Ему, Юлию Алексеевичу, писал потрясённый изменой Бунин: «…описывать свои страдания отказываюсь, да и ни к чему. Но я погиб – это факт совершившийся. …Давеча лежал три часа в степи и рыдал, и кричал, ибо большей муки, большего отчаяния, оскорбления и внезапно потерянной любви, надежды, всего, может быть, не переживал ни один человек… Как я люблю её, тебе не представить… Дороже у меня нет никого».
Из дневника Бунина: «Старая, огромная, людная Москва», и т.д. Так встретила меня Москва когда-то впервые и осталась в моей памяти сложной, пёстрой, громоздкой картиной – как нечто похожее на сновидение…
Это начало моей новой жизни было самой тёмной душевной порой, внутренне самым мёртвым временем всей моей молодости, хотя внешне я жил тогда очень разнообразно, общительно, на людях, чтобы не оставаться наедине с самим собой».
Вот именно, главное не оставаться в такое время наедине с собой, разнообразными отношениями уводить мысли по возможности дальше от Неё, от той области в мозгу, где угнездилась Она. Точно сильнейшим магнитом, все помыслы стягиваются туда, их всеми силами надо отводить, а они опять туда… Вы меня можете спросить, а кто Она? Варя Пащенко? Нет, Она это Доминанта. Преобладание одного центра возбуждения и подчинение ему всех остальных. Каждому, кто читал труды профессора Ухтомского, хорошо известно: если возобладала и угнездилась в мозгу Её Величество Домината, знает подчинённый и ограниченный ею человек «одной лишь думы власть»81. Все периферийные возбуждения стягиваются в Доминанту, как в омут, как в чёрную дыру…
Я Вам писал о том, что Иммануил Кант любил работать у ручья. Доминантой был мощный процесс мышления. А плеск волн, щебетание птиц – теми периферийными раздражителями, которые, стекаясь в центр, поддерживали мощное течение мысли. Какая гармония, какое единение с природой – течение ручья поддерживает течение мысли философа?!
Когда же Бунин на поезде ехал в Орёл, стук колёс был ему невыносим, периферийные раздражители усиливали мысли об измене. Укрепляли недавно сформированную чёрную Доминанту. Совсем недавно в Полтаве доминанты (с маленькой буквы!) сменяли одна другую: работа, чтение, любовь, толстовство, писание. Они, доминанты, были равноправны, их было несколько, возбуждение сменялось торможением, работа – покоем, нагрев – охлаждением. Ныне в центре мозга бушевал пожар, и все мысли были об утрате, о невозможности обладать потерянным, об оскорблении мужского самолюбия. Всё это Иван Алексеевич запомнил, обо всём написал в «Митиной любви», в «Лике»82, в рассказах.
79
Неточная цитата. В «Евгении Онегине» последняя строка – «Как бури вешние полям». А.С. Пушкин хорошо понимал, что садам буря может принести гораздо больше ущерба, чем полю.