Другими словами, получить земные опыты, недоступные небожителям. Чтобы было о чём рассказать по возвращении. Помните, у Есенина:
Счастлив тем, что целовал я женщин,
Мял цветы, валялся на траве.
И зверьё, как братьев наших меньших,
Никогда не бил по голове.
Это душа поэта заранее подготовила ответ на вопрос, в чём нашла она земное счастье, находясь в мужском теле…
После долгого содержания в отстойнике душа в долгожданное тело не воплощается, а врывается. Радуется! Ликует! Она похожа на щенка, которого долго не выводили гулять, и который наконец-таки вырвался на свободу. Потом она похожа на пьяного кучера, который злобно нахлёстывает лошадёнку хилую – бренную плоть, запчастей к которой Мастером не предусмотрено. Стегает душа бедное тело нещадно. Гоняет его по ухабам и рытвинам земным, помыкает как Сивкой-буркой. Транжирит, растратчица непутёвая, что ей дадено, не по-хозяйски. Будто задача её извести тело поскорей и рвануть домой, в бездонные выси. А зачем спешить? Куда они денутся, эти бездонные выси? Почему души ведут себя так бездушно и не по-хозяйски по отношению к вверенным телам?
Или мало душе «неполной радости земной», как сказано у космического поэта Лермонтова… Михаил Юрьевич…Мятежный вы наш…
Острый конфликт души и тела пронизывает всю осознанную жизнь гениального поэта. Могучая, цельная, честолюбивая душа поэта так и не смогла понять, почему она воплощена в нескладное, сутулое, пpиземистое, большеголовое, прожорливое, кривоногое тело. Вдобавок к тому – простолицее…
Если человек садится играть в шахматы, он должен смириться с тем, что конь ходит буквой «Г». Если человек живёт на земле, он должен тело даденное принять и возлюбить. За всю свою жизнь Михаил Юрьевич сделать этого так и не сумел. А тут ещё конь – не шахматный, но армейский – сбросил с себя юнкера Лермонтова на плац. Как результат падения: сломанная нога и хромота ко всем прочим нескладностям.
Когда и как появилась «с небом гордая вражда» воспетая поэтом, точно Вам не скажу, но, не боясь ошибиться, скажу, что причина её – горькая обида на Вседержителя…
Когда юнкер Лермонтов лежал со сломанной ногой в лазарете, Мишеля, рискуя быть наказанным, проведал его товарищ по ратоборствам и ученичествам – Мартынов. По злой иронии именно приятеля-Мартышку избрал поэт орудием своего неявного суицида.
А вот чеченские пули его миновали. Хотя в докладе начальства о Лермонтове было писано «первый на коне, последний на отдыхе». Командуя сотней бойцов, поручик Лермонтов не раз отважно бросался на укрепления неприятеля. Но горцы знали, что скачет на них в красной рубашоночке ашуг, и только Аллах может забрать жизнь ашуга.
Злая доля освобождения вольнолюбивой души от ненавистного тела легла на товарища по юнкерскому училищу. Мартынов и стрелять-то толком не умел, вдобавок, ему-то хорошо было ведомо «на что он руку поднимал». Если мыслить по-земному, Мартынов должен был промахнуться. Но дело было решено на Небесах. Душа поэта получила высочайшее разрешение на освобождение. Руку Мартынова навело Провидение. Раздался выстрел дуэльного пистолета Кухенройтера202, пуля пробило тело под сердцем, и душа-беглянка рванулась ввысь, туда, где
На воздушном океане,
Без руля и без ветрил,
Тихо плавают в тумане
Хоры стройные светил.
Рванулась, чтобы развернуться там, точно в разгар гуляния гармонь, во всю ширь и с наслажденьем созерцать как
Средь полей необозримых
В небе ходят без следа
Облаков неуловимых
Волокнистые стада.203
Почувствовать, наконец, разницу, ощутить (спустимся по пьедесталу на ступеньку вниз, почитаем Тютчева), что
Всё лучше там, светлее, шире,
Так от земного далеко…
Так разно с тем, что в нашем мире
И в чистом пламенном эфире
Душе так родственно-легко…
Теперь снова нажимаем кнопку «пауза» и продолжим про любовь.
Думается, она особенная прихоть и лакомство души. Влюблённая душа попадает в любовь, словно в родную поднебесную среду. Во время этого приятного отпуска, житейские передряги не так докучают, и земное притяжения не тяготит небесную странницу. Душа с удовольствием отрабатывает высокую свою способность – способность любить.
Серкидон! Решительно спускаемся с небес на землю. Случай второй.
Сосед мой любвеобильный Васяня. Совсем-совсем не Лермонтов. Его душа повышенных обязательств на себя не брала и, может быть, поэтому, живёт с телом в полнейшей гармонии. Хотел я написать «душа в душу», но Вы, Серкидон, обвинили бы меня в тавтологии.