Александр Карасимеонов
ЛЮБОВЬ
Роман
Перевод с болгарского
ГЛАВА I
Я сидела одна-одинешенька в душном купе, откинувшись на спинку дивана, и ни о чем не думала. Неожиданно, когда до отхода поезда оставались считанные минуты, кто-то с грохотом отодвинул дребезжащую дверь, я открыла глаза и увидела, что это мой отец. Он застыл, уставившись на меня, и очки на его круглой физиономии взволнованно блестели.
Так он простоял несколько секунд — может быть, переживал драматичность ситуации. А мне он вдруг показался ужасно похожим на собаку в стойке, на одного из этих страшных на вид, а в сущности довольно неуравновешенных псов — боксеров. Потом он медленно двинулся в купе, и мне пришлось снять ноги с противоположного сиденья, чтобы он мог сесть.
Я никогда не имела ничего против бесед с этим человеком, но именно в ту минуту лучше бы ему было не приходить. Потому что все, что произошло потом, не произошло бы, приди он на вокзал пятью минутами позже.
И вот мой папочка сидел напротив меня и собирался с духом, чтобы начать разговор. Я знала, что он не осмелится меня удерживать, — ничего бессмысленнее этого не придумаешь! — и потому не могла представить себе, какую идею он выдвинет.
— Куда? — спросил он тихо.
— На вагоне написано!
— Почему именно в Пловдив?
Я вздохнула и закрыла глаза.
— Ты сейчас пойдешь со мной, — сказал он спокойно, но очень твердо, что случалось с ним крайне редко.
Я взглянула на него с любопытством.
— Что?
— Я взял тебе путевку в дом отдыха.
Сказано это было тоном, не допускающим возражений, — он явно готов был, как это ни глупо, идти на скандал. Но я не отвергла с ходу его предложение по другой причине. Денег, которые были у меня в сумочке, хватило бы на три-четыре дня жизни в дорогой гостинице — о дешевой, ясное дело, нечего было и мечтать. Если согласиться на путевку, мне обеспечено жилье на целых двадцать дней, а свои капиталы я тогда пустила бы на куда более возвышенные цели. Поэтому я тут же внутренне сдалась — я и раньше замечала в себе эти внезапные перемены, которые говорят или о бесхарактерности, или о чем-то еще похуже.
— Глупости! — сказала я.
Спектакль следовало довести до конца, но в то же время я понимала, что закруглиться надо до отхода поезда.
— У тебя там будут все удобства!
— Глупости! Великое удобство — слушать, как старушенция какая-нибудь храпит над ухом.
— У тебя будет отдельная комната, — сказал отец, и его очки блеснули оптимистически. Он знал: раз я вхожу в детали, что случалось в наших разговорах не часто, еще не все потеряно.
— Да, если бы я была дочерью кого-нибудь другого, а не твоей.
— Послушай, — он наклонился ко мне, игнорируя мой выпад, — директор дома отдыха — мой друг. Он обещал.
— Кому обещал? Тебе?
— Да.
— Какой псих станет выполнять обещания, данные тебе!
Отец и это пропустил мимо ушей. Надо сказать, что по сравнению с моими возможностями это были легкие, почти незаметные уколы, но у меня просто не было времени развернуться как следует.
— Я совершенно уверен, — сказал он. — Я уверен, потому что он мне многим обязан. Можешь быть абсолютно спокойна. Отдельная комната на втором этаже. Мы договорились!
Тут я сделала вид, что раздумываю, хотя про себя уже все решила.
— Сколько стоит эта путевка?
— Я заплатил, — ответил он моментально.
Я посмотрела на него пристально и испытующе, словно проверяя, можно ли ему верить, — очки блестели уже радостно.
На перроне раздался свисток, этот вонючий поезд собирался трогаться, и, должна признаться, мне вдруг стало приятно, что я могу выбраться на свежий воздух.
— Ну, раз заплатил — ладно!
Пусть думает, будто я капитулирую по чисто экономическим причинам. Хотя, в сущности, так оно и было!
Я встала, одернула юбку и, изобразив мучительные колебания, вышла из купе. Отец пошел за мной, не забыв прихватить мой чемоданчик.
Вот таким образом я очутилась в доме отдыха. А из дому-то я ушла куда глаза глядят. Тогда, после грандиозного скандала, после того как моя дорогая мамаша переиграла все роли своего репертуара, а я проявила себя ее достойной партнершей, дело дошло до того, что или я, или она должны были уйти из дому. Видно, возраст и опыт тоже сказываются, потому что она была еще полна сил, когда я уже выдохлась и в бессознательном состоянии побросала вещи в чемодан.
Мне совершенно не хочется рассказывать во всех подробностях наши семейные истории, и, если я все-таки вынуждена буду это делать, чтобы кое-что объяснить, я по крайней мере буду выкладывать не все сразу, а понемножку — рассказывать все подряд неохота, да и читать было бы утомительно.