Девочки из канцелярии меня узнали, не успели забыть. Они заулыбались, а потом немножко удивились, когда я попросила у них адрес этого больного. Его они тоже помнили, сказали, что он им нравился и что они даже были огорчены, когда он так быстро выздоровел и выписался. Пока я искала адрес, я почувствовала, что они обменялись улыбками. Подумали, наверное, бог знает что...
Потом я попрощалась с ними и вернулась к машине. Журналист Стефан ждал меня у входа в больницу. Он сидел на траве около рельсов, под деревом, и так задумался, что увидел меня, только когда я подошла и встала около него. Он сделал вид, что очень мне обрадовался, и постарался, чтоб я не заметила грустное выражение его лица, не то как бы я не подумала, будто наш разговор его расстроил. На самом же деле он, наверное, как раз и думал, если не о нашем разговоре, то о чем-то с ним связанном.
— Успешно?
— Успешно, — ответила я. — Взяла адрес. К сожалению, не принято записывать домашние телефоны больных. Так что теперь придется ехать прямо к нему домой.
— Не беспокойтесь... Дайте-ка адрес.
Это была улица с длинным женским именем. Если бы не Стефан, не знаю, как бы я ее нашла. Но он сказал, что знает, где эта улица, где-то около Орлова моста, и названа она так в честь девушки, погибшей в Сопротивлении. Я подумала, что, если б и Ирина погибла, вероятно, и в ее честь была бы названа улица. Но люди ходили бы по ней, и никто бы не знал ни об истории с подпольщиком Стефаном, ни об убийстве капитана Янакиева, ни о многом другом. Наверное, если назовут улицу таким именем, непременно надо подробно указывать, что с этой девушкой произошло и почему именно эту улицу назвали ее именем. Это должны знать все прохожие. Только попробуй расскажи все это в табличке на стене!
Доехали мы довольно быстро. Когда мы остановились перед домом двенадцать, я искренне поблагодарила Стефана № 2 за то, что он пожертвовал ради меня обедом и отдыхом. Так я ему и сказала. Он ответил, что у него в Софии тоже дела, ему надо повидаться с массой людей, в родной дом отдыха он вернется только к вечеру и, если я хочу, может меня взять, надо только договориться, где он будет меня ждать. Я согласилась и назначила место свидания. И снова поблагодарила его, просто рассыпалась в благодарностях, но на самом-то деле только и думала, как бы поскорее выйти из машины, — стоило нам остановиться перед домом мальчика Стефана, меня охватило волнение. Усатый слушал, опустив голову, мои благодарности, и мне показалось, что он хочет что-то сказать, потому что он медлил, рассеянно посматривал на меня, но потом как бы махнул рукой, улыбнулся преувеличенно любезно и сказал:
— Желаю успеха. До скорого свидания.
Когда я вышла, он так торопливо и нервно дал газ, что машина прямо сорвалась с места. Но улочка была короткая и, чтобы повернуть, ему тут же пришлось пустить в ход тормоза.
Он пожелал мне успеха... Успеха — в чем?
Только я нажала кнопку звонка, как дверь открылась. Передо мной стояла девочка, не такая уж маленькая, лет, вероятно, десяти. У нее был остренький носик и очень милые черные глазки, живые и очаровательные. Вежливый, но осторожный мышонок. Посматривая на меня чуть искоса, она кивнула мне.
— Стефан дома?
— Стефан? — протянула она.
— Да.
Девочка шире открыла дверь и сказала:
— Пожалуйста...
И, чуть присев, словно делала какое-то танцевальное па, пропустила меня вперед.
Я вошла в гостиную, в которой стояло два кресла и диван. На стенах — несколько гравюр с подписями внизу. Кукерские[4] маски, страшноватые, но, надо признать, довольно интересные. Несколько отличных рисунков.
Мы сели с девочкой друг против друга и скрестили ноги. Девочка молча рассматривала меня. Она совершенно спокойно мерила меня взглядом с головы до пят, точно для того и посадила напротив, чтобы как следует разглядеть. А потом ошарашила меня, спросив тоненьким голоском:
4
Кукеры — ряженые — по старому народному обычаю певшие и плясавшие на улицах во время пасхи.