Когда я хочу кому-нибудь досадить, я ни перед чем не останавливаюсь. Я вообще ужасно злая — наверное, вы уже это поняли. Другими словами, наследникам квартиры придется-таки подумать, как им выставить из квартиры... молодую семью. А выставить молодую семью, которая ждет ребенка, и потом — молодую семью с ребенком — дело нелегкое; начинают действовать всякие моральные, общественные и прочие соображения... Есть тут и еще один момент, который я тут же, из телефонной кабины возле дома Ирины, на всякий случай уточнила. Я позвонила Миладину.
Он оказался дома и очень мне обрадовался.
— Мне непременно надо было быть на одной свадьбе, — сказала я, — поэтому я в городе... Я была свидетелем.
— Где тебя сейчас можно увидеть?
— Нигде, — ответила я. — Я страшно устала и к тому же я... пьяная. Сам понимаешь — свадьба. Весь день отплясывала. Меня ждет машина, и я возвращаюсь в дом отдыха.
— Хоть взглянуть бы на тебя.
— Нечего на меня глядеть... Послушай-ка... Ты зубр юриспруденции. — Я, может быть, вам этого не говорила, но он действительно учится на юридическом. — Мне нужна консультация. Я заплачу.
— Валяй... Бесплатно.
— Скажи мне, с какого числа по закону нельзя заставить квартирантов освободить квартиру?
— С первого октября... До первого апреля... Всю зиму.
— Спасибо. — И я положила трубку.
Так я и думала. Через две недели никакая сила не сможет выдворить молодую семью из дома Ирины. А до тех пор надо держать это в секрете.
Соображения у меня при этом, если я вам их еще не выложила, были простейшие: квартиру без квартирантов можно продать гораздо выгоднее, чем квартиру с квартирантами... А какой наследник пойдет на то, чтобы потерять при продаже? Никакой... Потом родится ребенок и так далее... Крупную свинью подложила я наследникам.
Когда я решаю что-то сделать, я проявляю необыкновенную активность. А что касается существа моего поступка, я его комментировать не буду, толкуйте сами, как хотите.
Я шла по теплым вечереющим улицам Софии в самом светлом настроении. И знаете, чем я занималась? Я присматривала место для памятника. Оказалось, что в Софии много чудесных мест для памятника, еще не занятых. Поглядите сами, если хотите в этом увериться. Я убеждена, что надо поставить памятник тому, кто придумал закон о защите бедных квартирантов... И как это до сих пор не догадались, просто не понимаю!
Больше всего я боюсь, как бы вы не подумали, что я нашла квартиру для молодой семьи из чисто сентиментальных соображений. Выкиньте это из головы — ведь я самым добросовестным образом объяснила вам, как обстоит дело. Вот так.
ГЛАВА XXVII
Когда в сентябре бывает тепло, София — самый чудесный город в Болгарии. У нее свой особый запах, из-за деревьев, вероятно. Они растут повсюду, просто нет улицы без деревьев. И пока они одеты листвой, весь город — зеленый. В середине сентября они начинают осыпаться, но это только начало, листья падают лишь кое-где. Кроны полны зеленых или чуть пожелтевших листьев, и именно эти желтеющие листья насыщают воздух своим благоуханием... А случается, и запах полей проникает в город, и даже дыхание гор — если какой ветерок решит задуть со стороны Витоши. Повторяю, что в сентябре этот город мне очень нравится. Особенно под вечер.
Сначала я пошла по Раковской прямо к площади Славейкова — просто по привычке. Но как только я очутилась в зоне кафе, я круто свернула на Аксакова, потом на Гурко и пошла к парку. Именно сейчас я не могла бы разговаривать с ребятишками из заведений. Мое лицо не соответствовало бы их лицам. В лучшем случае я могла бы объясняться с ними знаками, вроде как по азбуке глухонемых. Но зачем повергать их в недоумение?
Было только семь часов, а свидание со Стефаном № 2 было у меня назначено на восемь — на Орловом мосту, прямо посередине. Значит, я могла пройтись по парку до пруда и к назначенному времени вернуться на мост.
За время этой часовой прогулки я снова перебрала в памяти все, что случилось со мной за этот год, начиная с провала на конкурсе в Медицинскую академию и кончая последними сумасшедшими днями. Я не хочу сказать, что я была в отчаянии, ничего подобного, но я вдруг почувствовала, что кожа у меня словно бы задубела. Понимаете, как если бы кого-то долго обжигало солнцем и обдувало ветром — кожа у человека все та же, но она может теперь перенести намного больше, чем переносила раньше. Мне непременно хотелось бы дать вам понять, как, гуляя в тот вечер по парку, я в первый раз ощутила это новое состояние своей кожи и почувствовала, что мне в ней очень хорошо. Хорошо! — именно это я прежде всего и хочу сказать.