Я прекрасно выспался и ем мясной рулет в отеле Beverly-Hills. На самом деле еще только позднее утро. На веранде снаружи бразильское мятное дерево, уже давно не подающее признаков жизни. Официант утверждает, что дереву уже больше ста лет, но разве мы продолжаем стареть после смерти? Если это так, если только это так… Я обрываю себя. На столе остатки багета. Мои мысли вызывают в памяти пекаря. Он вытирает руки о фартук. Я снова обрываю себя.
После – я снова погружусь в воды памяти.
После – я выгребу на простор моря, приложив смычок к парящему телу Анны. Я так ясно вижу ее лицо. Она умерла, когда ей было двенадцать лет. Мне было тогда тринадцать. Она не повзрослела вместе со мной, но иногда я представляю ее женщиной.
«Каждую неделю приходит девочка». Официант вернулся, чтобы рассказать о дереве на веранде. «Она играет с искусственными листьями на ветках».
Я разглядываю ветки и улыбаюсь.
«Те, кто ухаживает за деревьями здесь, смотрят на это и смеются, – сказал он. – Им, наверное, это кажется глупым».
Мне нравятся официанты, но их симпатию нужно завоевать очень быстро, прежде чем ты становишься очередным клиентом, очередным столиком номер 23. Митлоф здесь весьма посредственный, но обслуживание прекрасное. Я почти никогда не ем дома; я всегда в разъездах. Этот отель – словно заботливая мать, которая не умеет готовить.
Самый вкусный хлеб в мире пекут в моей деревне. Это как-то связано с минеральными солями в воде. Мы с дочкой пекаря ездили на окраину на велосипедах. Не забывайте, что Нуаян – это маленькая деревушка. Мы приставляли велосипеды друг к другу и перелезали через шатающиеся ворота на мягкие поля фермера Рикара.
Фермер был большим человеком с выпученными глазами. Его губы тоже были огромными; он любил носить зеленые военные свитера. Однажды он нес теленка на спине, по пояс в снегу, несколько километров полем. Ветеринар в соседней деревне пил ромашковый чай и смотрел в окно. Сломанная нога была вправлена и залечена в хлеве, отапливаемом газовым светильником. В деревне помнят, как все случилось. Корове дали умереть своей смертью.
На кухне фермер Рикар держит фотографию своего отца. Он был в движении Сопротивления, и его замучили до смерти. Мадам Рикар привыкла разговаривать с фотографией, когда фермер Рикар работает в поле. Иногда она слышит, как он стучит молотком в коровнике. Он любит пить кофе, держа чашку обеими руками. Они не занимались любовью уже много лет, но спят, взявшись за руки.
Пианист в холле отеля играет «Девушку из Ипанемы». Бутылки с алкоголем переливаются отраженным светом за стойкой бара. Салфетка на моем столе отделана по краям камешками. В середине едва заметный отпечаток абриса отеля. Ресторан почти пуст. Ресторанный зал разделен на множество частей. Через три стола от меня пожилой человек показывает фокусы своей внучке-подростку. Мне кажется, что на ней платье с выпускного. Ее волосы собраны сзади. На ней новые сережки. Каждый раз, когда нож пропадает в салфетке, она улыбается.
За другим столом я вижу молодого мексиканца и очень старого, совсем седого старика. Они читают вместе одну книгу и едят из одной чашки мороженое.
В таком месте любили делать фотографии в довоенное время. Глянцевые черно-белые снимки, что теперь висят в тишине над кроватями в спальнях отеля Beverly-Hills, где пахнет нафталином. Женщины в черных перчатках. Мужчины с сигаретами и лакированными прическами. На заднем плане пальмы. Бокалы уже выпитого джина, пополняемые тающим льдом.
Когда мы перебирались на подернутые дымкой поля фермера Рикара, дочка пекаря и я наполняли карманы камнями. Если одному из нас удавалось не забыть принести пакет, то дела шли еще лучше. Набрав камней больше, чем мы могли унести, мы кое-как доволакивали ноги до края поля и сваливали камни в кучу. Затем мы расходились, и поиск камней начинался заново.
Мы собирали камни, чтобы уберечь лезвия плуга.
Месье Рикар давал нам франк за каждый десяток камней. Если нам удавалось найти камень такой тяжести, что ни один из нас не мог его унести в одиночку (в этом заключалась проверка тяжести), то такой камень сам по себе стоил франк. Когда мы выбивались из сил, то садились прямо на землю и наблюдали за птицами. Иногда нас обнаруживал фермерский кот, и его хвост поднимался трубой. Частенько кот оборачивался и смотрел в пустоту, словно видел там что-то. Я делаю то же самое вот уже двадцать два года.
После обеда я отправлюсь в сувенирный магазин отеля Beverly-Hills. Магазин стоит напротив парикмахерской. Там сидят в ряд женщины с серебряной фольгой в волосах. Мастера обсуждают знаменитостей, и вскоре женщины сами начинают представлять себя знаменитыми.