Он посмотрел на Любу таким наивным взглядом, что она не выдержала и рассмеялась:
— Все твои маленькие хитрости шиты белыми нитками. Ты не умеешь ухаживать за женщинами, Стае.
— Странно, ведь я был женат. Как-то же мне удалось это сделать?
— У каждой женщины свой крест, — вздохнула Люба. — Мне почему-то достаются только разведенные мужчины. Надеюсь, ты официально в разводе?
— Это имеет большое значение?
— Для меня да. Я чужих мужчин не краду.
— Я в разводе. Официально. Так, значит, могу честно и открыто признаться в своих намерениях?
— Да и так все понятно...
3
«В конце концов, мы взрослые люди, — думала Люба, отвечая на его торопливые поцелуи. — И у нас нет ни перед кем никаких обязательств. Лучше покончить с этим сегодня. Сейчас. И игре конец. Конец намекам и нервозности в отношениях друг с другом...»
— Ты не хочешь, — оторвался Стае от ее губ. — Не хочешь никакой любви.
— Извини. Я в постели всегда такая скованная.
— Нет, ты не хочешь. Ты о чем-то думаешь.
— Тебе это мешает?
— Люба, но если я тебе не нравлюсь, зачем ты . это делаешь?
— Нравишься. Очень нравишься.
Она решительно потянула со Стаса рубашку. Как это все делается, черт возьми? Вспоминай! «Олег...» — чуть было не сказала. Хорошо, что он слишком занят молнией на ее джинсах, чтобы уловить беззвучное движение губ. А фигура у него лучше, чем у мужа. Конечно, ведь он же моложе. И кожа у него гладкая, розовая, без многочисленных мелких веснушек. Господи, сама-то она как выглядит со стороны?!
— Ты красивая. — Как бы отвечая на немой вопрос, вслух сказал он.
Красивая! Маленькая, не слишком стройная, на животе складка. Грудь, правда, ничего. Крепкая, высокая, не испорченная еще растяжками и кормлением ребенка. И что-то вдруг шевельнулось в душе. Ребенок. От его волос по-прежнему пахнет детским мылом. Не может быть. Почудилось, наверное. Этот запах до сих пор ее преследует, а его нет ни сейчас, ни тогда. Просто не существует.
Она, наконец, почувствовала его в себе. Перед глазами вспыхнули и закружились разноцветные искры: полная слепота и глухота, а тело в это время словно раскачивается на морской волне, колыбели новой жизни. И вот эта вода захлестывает тело все больше и больше, и вот уже под водой и шея, и рот, и нос, и глаза: вспышка! И волна, оставив тело, откатывается прочь. Все. Берег.
— По-моему, не слишком хорошо получилось. — Стае виновато вздохнул и потянулся за простыней.
— Стае, правда, что между тобой и мной две крепостные стены и ров с водой? Ты это чувствуешь?
— Что?
— Глупость сказала, да?
— Не то что глупость, но как-то не вовремя.
— Просто один знакомый сказал недавно, что есть женщины, с которыми не чувствуешь преграды, и что мне непременно нужен герой.
— Да? Интересно. Подожди, я в ванну схожу. Люба вздохнула. Самый момент, чтобы нести подобную чушь! Ненормальная она все-таки женщина.
— Ты, конечно, есть хочешь, — сказала она, когда Стае вернулся из ванной. И подумала: «Это уже нормальнее.»
— Конечно, хочу. А что, сосиски остались? — С интересом спросил он.
— Сосисок нет. Но я могу позвонить и заказать пиццу. Хочешь?
— Дорого, наверное.
— Сейчас узнаю. Отвернись.
Не обращая внимание на его сдавленный смешок, она обернулась простыней и, соскочив с дивана, включила компьютер. Где он, этот телефон? 722-21-77. Какой, однако, зверский после этого голод!
— Тебе какую, Стае? С грибами, с ветчиной?
— Ту, что побольше. И потолще.
— Тогда «Ассорти».
Люба взяла телефон, стала набирать номер. Стае заглянул ей через плечо:
— 722-21-77? Надо запомнить, вдруг пригодится.
«Пиццу обещали привезти минут через двадцать. Значит, в течение часа», — подумала она.
— Хорошо бы была горячей!
— Иди ко мне, — позвал Стае.
Она прилегла обратно на диван. На самый краешек.
— Подвигайся ближе.
— Жарко.
— Ты стесняешься, что ли? Откуда такие комплексы у психолога?
— А ты думаешь, врачи не боятся болеть? А у сапожника подметки не отваливаются? Все мы прежде всего люди. А я о тебе к тому же почти ничего не знаю.
— Это веский аргумент, чтобы меня стесняться. В силу своей профессии ты ищешь мотивы любых поступков. А зачем?
— Я тебе нравлюсь?
— Разумеется.
— И все-таки я ничегошеньки о тебе не знаю!
— А о муже знала? Много? Если тебе неприятно...
— Прошло уже. Об Олеге могу говорить почти спокойно... Да, оказалось, что почти ничего о нем не знала. Я так долго ждала своего счастья, что потом боялась спугнуть его, задавая лишние вопросы.
— Меня можешь спросить, о чем хочешь.
— Да? — Она приподнялась на локте. — Когда ты первый раз влюбился?
— В школе. Как и все, наверное. В шестом классе.
— Это была самая красивая в классе девочка?
— Вовсе нет. Наоборот, некрасивая. Полненькая, рыжая, с веснушками. Но это я потом понял, что некрасивая. Когда вырос. А когда был влюблен, казалось, что красивей ее нет никого на свете. Просто имя у нее было необычное: Эльвира. Я тогда страшно увлекался фантастикой, и мне казалось, что ее имя похоже на название далекой звезды, вроде Альтаира. Я так и любил ее до десятого класса, но ни разу не пригласил ее танцевать, ни на одном вечере.
— Ты был застенчивым подростком?
— Что ты! Наоборот. Крутил романы со всеми I. девчонками напропалую. Но именно к ней почему-то не мог подойти.
— А может, и она была в тебя влюблена?
— Может, — равнодушно сказал Стае.
— Но вы бы могли пожениться и быть счастливы.
— Может, и могли. А может, и нет. Й потом, светлые воспоминания мне дороже, чем несколько счастливых мгновений и на много лет испорченная жизнь.
Люба наконец-то пододвинулась к нему поближе. Провела рукой по волосам. Стае подставил ей плечо:
— Ложись поудобнее.
— Ты вспомнил бывшую жену, да?
— Это тема не запретная, но неприятная.
— А дети у тебя есть?
— Нет, детей, слава богу, нет. Не успели.
— Конечно, ты сейчас будешь ее ругать, но я-то знаю, что в разводе всегда виноваты оба.
— Не собираюсь я...
Любе показалось, что, услышав звонок в дверь, он вздохнул с облегчением. Правильно, нечего донимать человека вопросами, которые ему неприятны. Даже если он готов на них ответить. Что готов, это уже хорошо.
— Пиццу, наверное, принесли, — сказал I Стае, натянув джинсы.
— Я выйду.
— Не надо. Лежи.
— Быстро они.
Не надевая рубашки, Стае выскочил в при-I хожую. Его не было несколько минут. Вернулся с высоко поднятой на вытянутых руках коробкой.
— О ля-ля! Да здравствует жизнь! Да здравствует пицца!
— Давай ее сюда, злодей! Есть охота. Пицца была не горячей, но теплой. Запивая холодной кока-колой вкусную еду, Люба мысленно благодарила Клауса за хороший совет. Что сейчас не хватало для счастья, так это хорошо приготовленной пиццы. Стае потянулся за третьим куском.
— Жить хорошо! М хорошо жить хорошо тоже... А странный, однако, разносчик.
— Почему странный?
— Буркнул что-то неразборчивое, сунул пиццу, схватил деньги и убежал. Необщительный. По-моему, они должны вежливо улыбаться и деньги пересчитывать. А этот, кажется, очень удивился, что я вышел к нему полуголый, может, поэтому шарахнулся прочь. Что, я плохо выгляжу с обнаженным торсом? — самодовольно спросил Стае и напряг бицепсы.
— Хочешь, чтобы я похвалила твои мышцы? Это к Люське. Она знгаток и любительница мужских бицепсов, к тому же сразу сказала, что ты симпатичный.
— Ну да? Что ж ты молчала!
— Поздно. Место занято. И, увы, ты проигрываешь ее мужчине по всем статьям. Включая зарплату.
— Для твоей подруги это имеет такое большое значение?
— Зарплата или внешность?
— Ты сказала «увы».
— А ты обидчивый. И хочешь нравиться всем женщинам сразу. А этот разносчик был что, высокий, красивый?