— Это ты их туда… поместил? — Она присела у края.
— Да. Тебе не нравится? — Он подплыл к ней и протянул лилию. На щеку ему приклеился лист.
— Ты сентиментальный парень, Даглас. Романтик. Поэтому тебе и русский нравится.
— Я химик, Слава-Маша! Это ты должна быть романтиком, если пишешь стихи. — Он подтянулся за край и вылез из бассейна.
Ей показалось, что последняя фраза была им сказана в насмешку. Он подошел и, наклонившись, вытер лицо о полу апельсинового халата. Он чуть раскрылся, и Вильям увидел черную полоску трусов и кусочек треугольника волос Славы.
— Вчера, когда я тебя увидел, я сразу стал представлять тебя норкой. Я никогда не видел живой.
— Ты видел мертвую на мне. — Она забрала полу халата, и они пошли в дом, через боковой вход, как ночью.
— А что ты делаешь, как химик? Работаешь над бомбой против Советского Союза? Ах, я все забываю, что его уже нет, отменили.
— Работаю в химико-исследовательском центре. Остальное секрет. — Вильям ушел в ванную, и Слава подумала, что вчера он был совсем мальчишкой, сегодня нет…
Зазвонил телефон. Она оглянулась — аппарата нигде не было. Вильям вышел и достал телефон из-под «матраса». Значит, это была-таки кровать, а не матрас, и образ Билла — вечного студента совсем исчез из сознания скуластой девушки.
— Вот, они придут чистить бассейн. Чтобы сделать его безукоризненным.
— Раз ты химик, то должен знать, как сделать его грязным, ой! прости! романтичным, но не опасным для здоровья…
Вильям открыл стенной шкаф. Он потянул за малюсенькие, незамеченные до сих пор Славой шайбочки, и стена разъехалась. Он зашел внутрь и крикнул:
— Сначала его надо очистить, избавиться от воды. Найти кольцо моей матери… Поэтому они и придут, чтобы поставить какие-то фильтры, чтобы его не засосало с водой. — Он вернулся в комнату в джинсах и свитере. Не вчерашнем. Шотландском, крупной вязки. — Как насчет завтрака, Маша-Слава?
— Ты уверен, что твоя мать не вернется? Матери, говорят, обладают колоссальной интуицией, даже на расстоянии чувствуют, если с их детьми что-то не так…
Вильям сел на кровать, рядом со Славой. Но она встала, взяла свои вещи и ушла в ванную, одеться.
Пока они сидели на кухне и следили за кофе, капающим через фильтр, пришли двое и стали возиться вокруг бассейна. Слава видела их в окно. На кухне тоже было много окон и много занавесок.
После кофе девушка попросила отвезти ее домой. Вильям не настаивал, чтобы она осталась, — подал ей норку, и они вышли из дома.
Конечно, здесь был гараж, но сегодня Слава знала, почему Вильям не оставил в нем машину — чтобы не разбудить свою маму. Когда она увидела его авто — она-таки была хорошо поддатая, раз не помнила — BMW, то подумала, что из-за этого он живет с матерью — у нее есть деньги. То, что он сам может зарабатывать достаточно денег и получать удовольствие, живя с сумасшедшей матерью, ей не подумалось. А уж то, что он может исполнять сыновний долг — вообще в голову не пришло.
— Куда прикажете, лэди?
— Де Лонгпри. Уверена, что ты не представляешь, где это. Совсем в другом конце города.
— Я знаю где. Одна из моих лаб недалеко от Кайзеровского госпиталя, недалеко от Де Лонгпри. — Он включил зажигание и отъехал от дома, свернув налево.
Дом был угловой и, обернувшись, Слава увидела крону дуба. Одинокого и самодостаточного.
— Лаборатория, где ты разрабатываешь химикаты для отравления окружающей среды? Впрочем, сейчас тебе это прощают. С русским отцом, сам наполовину русский — вы наверняка очень популярны.
— Мой отец уважаемый профессор и без русскости, он директор исследовательского центра. А я ведущий специалист этого же центра, в одной из особенно важных для новой программы лаборатории.
— Для новой программы, одобренной сенатом? Твой папа недруг Буша?
— Мой папа друг с теми, кто друзья с ним — его политика…
Слава не знала почему, но он стал раздражать ее. Она хотела поскорее расстаться с ним и попросила остановить, не доезжая до ее дома, а на углу Вилкокс и Санта-Моники. У кирпичного здания неизвестного назначения. Как и многие здания Лос-Анджелеса. Мимо них всегда ехали, никогда не забегая в подъезды — спрятаться от дождя, выпить, пописать, научиться курить или ебаться — для всего этого в мире было создано множество специальных инстанций.
Вильям написал на обороте своей карточки домашний телефон и протянул скуластой девушке:
— Мне кажется, что вчера я тебе нравился больше.