Речел уже беседовала с тоненькой старушкой — сгибая ноги в коленях, оттопыривая попку и выкрикивая: «Россия… Павлова… Иисуси!» Старушка, видимо, была в прошлом балерина. Рядом с ними Слава узнала типа с классов музыкального театра. Она три месяца усердно ходила на занятия, которые начинались поздно вечером, давая возможность «актерам» заехать после работы домой и переодеться в актерские одежды — рваные майки, трико, штаны на веревочках… На занятиях надо было воспроизвести сцену из известного мюзикла. Слава хотела сделать инсценировку из «Голубого Ангела», песни «Опять влюбляюсь». Она все никак не могла достать корсет и перо в волосы, как у Марлен Дитрих в фильме. А одна из учениц — здоровенная тетка — без всяких атрибутов три месяца пыталась изображать Мерилин Монро. Она все старалась помягче прыгать — «Даймондз[18] — лучшие друзья девочек»… Скуластая девушка грустно сидела под разбитым пианино и все наблюдала — «Все равно она никогда не будет приглашена на эту роль. Все равно этот фильм никогда не переснимут. Все равно Мерилин Монро останется единственным и лучшим вариантом…»
— Майкл, мы не должны быть все время вместе? О, я не потому, что не хочу быть с вами, а просто… у тебя, наверняка, здесь много знакомых, с которыми ты хочешь поздороваться?..
— О'кей. Встретимся к началу приветственной речи…
Она отошла. Ей не хотелось быть с Раечкой. «С ней на меня никто не обратит внимания. Я не могу соперничать с ее непосредственностью в оттопыривании задницы и в выкрикивании Вау!» Слава подошла к столу-бару и попросила шампанское. Бармен оказался армянином, работавшим когда-то в русском ресторане «Миша».
— Миша тоже здесь! Он будет выступать! Приходи все время ко мне, шампанский брать… Концерт будет. Танцевать будет, петь будет, говорить… Дай еще тебэ шампанский налью. Пей, бесплатно… бери бутерброд… вон идет Натали Вуд… бери больше…
Славу уговаривать было не надо, она, собственно, и ходила на пати — какими бы они ни были, — чтобы бесплатно, то есть побольше выпить. Так, ей казалось, поступают и все идущие на пати. То есть идут с целью выпить… Натали Вуд подошла к пожилой паре. Слава их знала — это были старшие Смальцофф. У них была своя балетная школа на Сансет бульваре, недалеко от несуществующего больше «Миши», где преподавал их сын.
— А где же советские? — спросила Славица у армянина, опять наполняющего ее бокал.
— А вон, там, кучкой. Они всегда вместе толпятся, а? Раньше их не приглашали американцы, раньше с ним фильмы не делали, ха…
Доперестроечные фильмы, связанные с русским сюжетом, каким-то странным образом всегда были против русских. И русский в них всегда предавал своих, русских. Главный персонаж, тот, который хочет остаться заграницей. Он всегда предавал и продавал, закладывал и не хотел больше быть русским. По фильмам с русским сюжетом, особенно по джеймс-бондовским, можно вообще было проследить за американо-советской политикой. Когда отношения этих стран были сносными, то в фильмах всех называли русскими, когда же натянутыми — советскими, «совьете». Плохих русских всегда играли эмигранты, хороших — тех, кто хочет остаться на Западе, — американцы. Теперь на Западе необязательно было оставаться, и на роли, по всей вероятности, должны будут приглашать настоящих «совьете», а русские эмигранты…
— Славочка! Ну, как? Ой, здесь Теодор Бикель! Он на костылях! Он будет петь! — Подбежавшая Раиса улыбалась и подергивала плечиками. — Ой, я вас знаю. Вы у Миши работали, да? Дайте мне, пожалуйста, сок. Я уже со столькими познакомилась, Слава!
Армянин был очень рад, что его узнали, и налил Раисе полный бокал шампанского.
— Ой, я не пью.
Армянин обиделся:
— Ты что, сок сюда пришла пить? Пей шампанское. Бесплатно.
— Дайте мне ее шампанское, а Раечке налейте сок. — Славица взяла бокал Раисы.
— Славочка, мне предложили что-то сказать. От лица третьей эмиграции, от актеров. Что же мне сказать?
— Рая, не говори ни от чьего лица. Скажи сама от себя.
Музыка прекратилась, и из-за кадок с пальмами появились музыканты с балалайками, скрипками, аккордеоном. Одна, со скрипкой, была знаменитая Римма. Ее почему-то считали русской и приглашали на все мероприятия, связанные с русскими. Римма была венгерского происхождения и, как большинство венгров, Россию ненавидела. Среди балалаечников был Миша. Он, правда, не играл, а стоял для украшения. Оркестрик исполнил «Расцветали яблони и груши» — песню об охране советской границы, принимаемую за фольклорную. Приглашенные медленно стекались к центру зала. Сцена не была установлена, но она предполагалась вдоль стены, не занятой столами-барами. Там же стоял микрофон. Музыкантам принесли стулья, и они уселись на них, перестав играть. Миша, правда, долго не усидел и убежал за кадки. Перед микрофоном появилась высокая дама. О ней среди приглашенных прошел шепот, что это директор Американ Фильм Институт, что это секретарь президента института, что это главная на кастинге[19] в грандиозном фильме, готовящемся для съемок на 2 °Cенчури ФОКС. Старичок рядом со Славицей вытягивал голову и, сказав, что надо показаться, стал проталкиваться вперед. Последовала приветственная речь и перечень имен, которым объявлялась благодарность. Вывели под руки старушенцию, тут же усадив ее на стул, освобожденный балалаечником, принесли ей букет цветов — она была главным ассистентом на съемках русских сцен в двенадцати фильмах. Потом вышел толстенький дядечка, сыгравший пять или семь раз майоров, капитанов и даже генерала советской армии. Наконец вышел представитель советской группы — настоящие американцы приветствовали его с энтузиазмом, американцы русские — с недоверием. Он что-то сказал о демократии и свободе, назвал имена никому еще не известных советских актеров…