- Плойдемте я показу вам нас дом.
Ярослава хмыкает, я хихикаю, а Артем откровенно ржет.
Но внимание обеих рыжих внезапно и резко переключается.
Сзади нас открывается входная дверь, и они почти бегут вприпрыжку и повисают на ком-то огромном, темном, обладающем лицом человека, которому подчиняется весь мир - либо скоро подчиниться. И этот огромный и темный изучает меня поверх двух морковных голов далеко не доброжелательно.
Я стараюсь держаться спокойно, тем более что Артем приобнимает меня за плечи, а вот Ярослава неожиданно бьет своего Броневого по плечу и шипит, но так, что слышно на всю квартиру:
- Хватит давить на мою невестку своим фирменным взглядом, Паша, она нам еще нужна.
Я вздрагиваю на этой фразе, реально не понимая, как можно так обращаться с этим человеком, Артем вздрагивает, кажется, на слове «невестка», а вот господин Броневой если и вздрагивает, то глубоко внутри. Но а при этом маска на его лице немного трескается, обнажая вполне человеческие внутренности.
И он говорит человеческим голосом:
- Павел, - тянет огромную руку.
- Света, - почти без страха выдаю ему свою.
- Рад вас обоих видеть, - кажется, он и правда не против нашего дуэта, - Хорошо, что мы дома встречаемся - устал как собака.
Это он уже жене. И я вдруг понимаю, по какой на самом деле причине мы собрались именно здесь.
Броневой действительно выглядит усталым, а Ярослава - человеком, который готов поддерживать своего мужа любым способом. Я бы оценила. И почему-то мне кажется, что Броневой это тоже ценит.
- Папа-собатька! - хохочет рыжая обезьянка, сидя уже где-то на шее у отца. - Ты мозес лаять?
Слава Богу, залаять он не успевает - я не готова - потому что в этот момент дверь снова открывается и на пороге возникает Савелий и еще один светловолосый красавчик, которого я идентифицирую как Антона.
И если средний Зимин просто здоровается со всеми, то Антон громогласно заявляет:
- Паша, вот я так и знал, что ты дальше порога никого не пустишь. Хорошо, что я не приволок из Лондона своего котенка - она бы расстроилась.
- У тебя есть котенок? - вопит маленькая рыжая.
- Почему я не знаю ничего про твоего «котенка»? - вторит ей старшая.
- Тоха, твои манеры с каждым годом все хуже, - морщится Савелий.
- Может мы все-таки пойдем ужинать? - почти с тоской закатывает глаза Броневой.
А Артем моя семья совершенно нормальная Зимин только меется.
После небольшой суеты мне все-таки показывают квартиру - огромную, светлую и очень-очень живую. И усаживают за стол, до отвала кормят всякими вкусностями «ты не думай Свет, что я это все готовила - я ж не зря замуж за миллионера выходила, могу и повара нанять». Пичкают самыми разными историями «однажды Артем поспорил со своим другом…» и вытягивают из меня сначала подробности нашего знакомства «хм, а с другой стороны выглядит еще лучше», а потом и моей прежней жизни.
Я говорю, слушаю, ем, пью вино, смеюсь и немного плачу.
Последнее - больше про себя.
Впрочем, когда мы садимся в машину, слезы все-таки наворачиваются на глаза.
- Эй… ты чего? - Артем хмурится и смотрит внимательно.
- У тебя такая огромная и дружная семья… Ты не представляешь, как круто, что вы так близки и вместе.
- Свет, - его голос серьезен, - как бы там ни было... думаю каждый из них готов будет и твоей семьей стать.
Замираю, не дыша. А потом смаргиваю слезы и тянусь к нему за соленым поцелуем.
Пояс верности
Света
- Она - бывшая стюардесса, представляешь?
- Так и знала, что туда идут, чтобы с мужиками из бизнес-класса знакомится.
Хочется заржать или пукнуть из кабинки туалета - ну чтобы продемонстрировать такое же отсутствие манер, как у этих девиц, что обсуждают явно меня.
- Было бы еще на что смотреть там, а так…
- Просто мой пластический хирург, в отличие от вашего, профессионал, - не выдержав, я спокойно выхожу и демонстративно долго мою руки. А на наращено - прищуренный взгляд и поджато - прокаченные губы реагирую еще спокойней, - Разве не знаете, что руки надо мыть не меньше минуты, тщательно и в особенной последовательности? В общественных туалетах на дверных ручках около трех миллионов бактерий, часть из которых может быть возбудителем гепатита, сифилиса и гонореи.
Черт его знает, как там на самом деле - я это только что придумала - но мне приятно выражение ужаса в их глазах, которые они теперь не могут отвести от двери.
Жаль, что на стульчаках здесь одноразовые накладки.
Я не злобная - меня раздражает происходящее. И разговор этих…эскортниц на приеме. И то, что я редко что могу сказать о своей работе забавного или поучительного. Ведь она меня не слишком увлекает - пусть я и выполняю свои обязанности с должным усердием.
Что я чувствую провалы в собственном образовании и знаниях о каких-то простейших вещах - о культуре, политике и экономике. Стараюсь, конечно, восполнить с помощью обучающих роликов на ютубе, но редко могу поддержать разговор.
В конце концов, что обо мне можно сказать лишь «бывшая стюардесса», а фото в светской хронике будет подписано как «Артем Зимин со спутницей».
Я обожаю своего мужчину и новую жизнь, я готова раствориться в них полностью и плыть на розовых облаках любви, но я, черт возьми, не могу не думать о том, что представляю собой сама, чего хочу и чем может закончиться такое растворение и порхающие розовые единороги вокруг.
- Гребаным расставанием, - говорит уныло Томочка, и она права.
- Ты сама-то чего куксишься?
Я редко вижу свою подругу в таком состоянии… да никогда.
- Я больше трех месяцев с одним парне-ем! - она уже чуть не плачет.
- И это….
- Кошмар! Почти как пояс верности нацепить на себя. Как добровольно запереть в темницу… Я гребаная графиня Монте-Кристо! Сейчас, конечно, у нас все нормально - а что будет, когда у него перестанет стоять? Мне ржаветь в углу? А если он вообще не тот, кто мне нужен? Я ж как думала - чем больше мужиков перепорчу, тем вероятней найду того, кто мне подойдет идеально. А вдруг он подходит только на первый взгляд, и мне рано пока останавливаться?
Я лишь качаю головой, не зная, что сказать.
Потому что сама в схожей ситуации.
Нет, у меня нет страха, что у Артема стояк точно на север Зимина вдруг начнутся проблемы с потенцией. Или что я могу встретить кого прекрасней… Он лучший. И я понимаю, что очень нравлюсь ему, раз он уже уволок меня в свою пещеру вместе со всеми моими вещами и заставил сдать квартиру «как можно быстрее, чтобы ты не могла туда вернуться». И окружил сумасшедшей заботой и страстью, все больше строя планов на будущее - куда мы поедем, как и что купим, чем займемся.
«Мы».
Но я очень похожа на Томочку, потому что тоже боюсь.
Что слишком повернута на нем - до искр в глазах, до лужицы под ногами. Что могу превратиться в часть его жизни, часть тела, часть сердца… и перестану быть собой. Что стану ему неинтересной. Самое ужасное, что себе неинтересной стану! Я ведь видела, как это случается. А еще вижу, что бывает по-другому. На примере его семьи, с которыми мы несколько раз встречались и летали все вместе в Лондон.
Они выглядят идеально собранным тетрисом - каждая фигура имеет свою форму, своего цвета, но уложенные в таком порядке, что составляют единое пестрое полотно. Даже Броневой, способный одним взглядом гнуть железо, не пытается переделать или продавить свою рыжую. И та сияет неизменно и счастливо, в собственном ритме... и только по собственному желанию льнет и прогибается.
- А ведь он мне в любви признался, - продолжает ныть Тома, - а я, представляешь, ни слова в ответ не могла сказать. Блеяла что-то веселое…