Annotation
Осторожнее с книгами! Каждая случайная строчка может полностью изменить вашу жизнь и судьбу!
Русских Анна
Глава1.
глава 2.
Глава 3.
Глава 5.
Глава 6.
Глава 7.
Глава 8.
Глава 9.
Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13.
Глава 14.
Глава 15.
Глава 16.
Глава 17
Глава 18.
Глава 19
Русских Анна
Любовь с первой строчки (опубликована)
Анна Русских
No Любовь с первой строчки
Предисловие:
Эта рукопись была написана сразу после трагической гибели Михаила Чулаки, к октябрю 2002 рукописный вариант, весь в исправлениях и пометках был полностью готов. До этого я никогда ничего не писала, разве что сочинения на заданную тему, письма или заявления по собственному желанию. Работа над рукописью помогла мне справиться с отчуждением от реального мира, пройти черную полосу и жить дальше. Свои воспоминания я не пыталась сделать художественными, просто изложила их в хронологическом порядке. Надо сказать, по прошествии многих лет, перечитывая, корректируя, дополняя и выравнивая текст, - я по-прежнему не отказываюсь ни от одного написанного мной слова.
Анна Русских.
Глава1.
"Человек, который не умеет кричать"
В начале было время. То самое время, когда наша страна считалась самой читающей в мире. Во истину, так оно и было. Кто не верит, спросите у своего убеленного сединами, образованнейшего американского друга, если у вас такой имеется: "Do you read the "American tragedy" of writer Teodor Drajzer?" И, встретив непонимающий взгляд, - вы непременно поднимитесь в собственных глазах выше статуи Свободы. Довести страну до состояния самой читающей легко! Нужно перекрыть границы железным занавесом, устроить гонение на вольнодумство, а всеобщей целью объявить строительство коммунизма, - и кинется народ судорожно листать классиков в поиске извечных вопросов: "Кто виноват и что делать?"
Раз или два в неделю, набиваю пластиковую корзинку книгами и журналами так, что еле сходятся ручки - и спешу в библиотеку на Малую Балканскую улицу. Несусь быстрым шагом мимо новеньких высоток-девятиэтажек, с неизменными партийными лозунгами "Идеи Ленина живут и побеждают" "Партия - ум, честь и совесть нашей эпохи". Лозунги до того примелькались, что задумываться над их таинственным смыслом никому не приходит в голову. Миную магазины со стеклянными витринами и прилепившуюся к ним круглосуточную толпу страждущих купить ковры, хрусталь, обувь, или мебель, если не купить, то записаться. Записаться в очередь мало, главное - ежедневно отмечать свою к ней причастность - потому здесь всегда кипят нешуточные страсти.
Задворки гастронома так же заполнены безликой толпой, уныло копошащейся, позвякивающей, здесь идет прием стеклотары: бутылки молочные по 15, пивные -- по 12 копеек. Неожиданно с дороги выруливает покоцанный "москвич", и с визгом тормозит на тротуаре. Мужчины гренадерского сложения, поспешно распахивают багажник, выгружают объемные, под завязку набитые рюкзаки, и направляются прямиком к заветному окошечку, игнорируя возроптавшую, но не слишком, очередь. Я ненавидела очереди, старалась обходить их стороной а с возрастом убедилась, что в конце каждой не находится ничего необходимого, но лишь пустота, обман и расстроенные нервы.
Иду мимо приземистого, похожего на сарай, павильона вторсырья, перешагиваю, обхожу разбросанные на асфальте увесистые связки газет, картонок и бухгалтерских книг, которые треплет влажный ветер. Среди бумаг топчутся бомжеватого вида мужчины в ожидании макулатурных талонов. Макулатурные талоны нынче в цене. Наберешь нужное количество -- получай дефицитную прозу по себестоимости! Не ту, о которой ты грезил, а которая имеется в наличии. Но все равно ты будешь счастлив, потому, что эта книга давно куплена всеми твоими знакомыми, друзьями и коллегами, наконец-то и твоя мечта сбылась: вожделенный экземпляр стоит на полке и радует глаз бордовым, под цвет занавесок, переплетом.
Бегу дальше, на прилипчивых цыганок, толстых, растрепанных: "колготки импортные, красавица, колготки! Резинка жевательная, помада..." - внимания не обращаю и шага быстрого не сбавляю. Уффф!
Наконец, вхожу в библиотеку и окунаюсь в тихий, неспешный мир с особым, интеллигентным запахом книжной пыли вперемешку с типографским запахом свежих газет и пряным ароматом комнатных цветов. Здесь царит несуетность, тишина и какая-никакая свобода выбора, здесь, закутанные в шарфы, простуженные библиотекарши с услужливым благоговейным трепетом вынимают из запасников редкие издания (на три дня, не больше!) и охотно берут на карандаш твои заявки.
Выкладываю из корзинки стопку книг, читательский билет, - и отправляюсь бродить вдоль стеллажей. Любимая тема -- журналы: "Нева", "Новый мир", "Юность" - все номера не первой, и даже не второй свежести, а "Наука и религия" - вовсе годичной давности, то есть за 1984 год. Листаю, просматриваю, все интересно, на всем нужно будет остановиться более подробно.
Неожиданно взгляд выхватывает отрывок из повести незнакомого ленинградского писателя. Строчки бегут перед глазами, нет, вовсе не строчки это журнальные, а собственные мысли, мои мысли, вынутые автором из глубин памяти, таких ископаемых глубин, что невольно задумываешься: не из прошлой ли жизни память? От доверительного слога становится неловко, так бывает, если случайно заглянешь в чужой дневник и наткнешься на откровенные душевные излияния. Но оторваться невозможно.
"...что мы знаем о душе Чайковского - судим только косвенно: по трио, по Шестой симфонии. Теперь представим: отнялся бы у него мелодический дар или просто оглох бы в детстве, скарлатина бы осложнилась - значит и не было бы Чайковского? Да, для нас бы не было. А для него самого? Душа-то в нём осталась та же - та же, что породила трио и Шестую. Только вся внутри, без выхода во вне. Вот и был бы бесталанный гений. А сколько таких! Сразу просится вопрос, вопрос-возражение: ну и пусть себе живёт, радуется своей полной душе - трагедия-то в чём? А ведь есть трагедия! Трагедия собаки, которая благороднее некоторых людей, но языка не дано - и остаётся существом низшим. Самовыражение, оно как голод и жажда: требует утоления. И коли не утолишь - беда. Вот я и спрашиваю снова, не спрашиваю - вопрошаю: ТАК ЧТО ЖЕ НАМ ДЕЛАТЬ, БЕСТАЛАННЫМ ГЕНИЯМ МНОГОЧИСЛЕННЫМ? !"
Смотрю заголовок: "Человек, который не умеет кричать", задумчиво листаю страницы. Разве можно не уметь кричать? Это в наше-то время, когда "Крик" - картина норвежского художника - объявлена символом 20 века! Странный, и вовсе не бесталанный гений этот Сергей Сеньшин, втайне мечтающий о слушателях, а еще лучше - "о восторженной слушательнице".
В сноске указано: писатель Михаил Чулаки, 1941 год рождения, ленинградец. Тут же фото: не выразительное, незначительное мужское лицо, очки, усы, все слишком невнятно, даже возраст определить сложно. Нет, не нахожу ничего выдающегося.
Прочитываю отрывки из повести еще раз, более внимательно, и слышу свой внутренний голос, срывающийся на крик (уж я-то, дитя 20 века, умею кричать, и вслух, и про себя): я! я хочу стать твоей восторженной слушательницей, дорогой писатель!
Теперь на полках книжных магазинов я искала имя того самого автора, и все тщетно. А еще стала чаще задумываться. Отчего мне так скучно жить?! Обычная я девушка, простая, бесталанная, нет во мне особенных способностей, из-за которых могла бы страдать и мучиться. Здоровье, счастье в личной жизни и успехи в работе - все при мне, сын в школу пошел, терпеливый, любящий муж, (и зачем он, такой милый, красивый и воспитанный влюбился в меня, несносную, строптивую, совсем не ту, не такую, не правильную), радоваться бы, квартиру новую обустраивать, занавески развешивать, пироги печь... Отчего так тоскливо супружество? После свадьбы опьяняющий восторг новизны сменился ощущением обмана так же быстро, как меняются театральные декорации. Вроде шагала вверх и вперед, по широкой парадной лестнице, а очутилась - в ловушке. Стоп.. дальше никакого просвета: направо пойдешь - долг и усталость пожнешь, налево пойдешь -- в бытовой рутине увязнешь, прямо пойдешь - мечты разобьешь.