- В этом доме живет много писателей, опять же не будет никакого покоя. - Пояснил мой странный спутник.
Рыбацкое осталось позади. Мелькают заборы, заправки, деревенские домики, покрытые шапками искрящегося снега. Нигде никаких признаков жизни. Мчусь одна по узкой, в две полосы дороге, боясь пропустить поворот на главную аллею. Объезжаю площадь, еще несколько метров по тихой, безлюдной улочке, вот и дом Чулаки, пятиэтажный, кирпичный, сталинско-брежневской постройки. Во дворе тихо. Автомобили, припорошенные снегом, мирно дремлют, наверное, так же как и их хозяева. Поднимаюсь по лестнице, от волнения забываю номер квартиры и звоню не туда. Боже! Спохватившись, кидаюсь к другой двери. Меня встречают писатель и его жена Нина. Михаил Михайлович, пропуская меня вперед, напряжено держит за ошейник огромного черного пса, но тот не проявляет ни малейшего любопытства ни агрессии.
Вручаю Михаилу Михайловичу вятскую шкатулку, благородно мерцающую золотой соломенной инкрустацией, он мне - журнал Вышгород (1998 год N5) с романом "Трижды великий". Тут же, на открытой странице пишет автограф, попутно объясняя сложившуюся ситуацию:
- У нас на ближайшей остановке собака живет. Добрая, умная. Но жильцы из соседних домов невзлюбили ее, стали гнать. Все кончилось тем, что она кого-то покусала, и теперь ее грозятся убить. Наша задача отвезти ее и еще одного пса в приют для животных.
Чулаки распахивает дверь в одну из дальних комнат. Здесь на паркетном, в теплых солнечных бликах, полу, мирно дремлет еще один такой же черный пес размером с небольшого теленка. При виде меня собак лениво приподнимает морду, - вот и вся реакция на появление постороннего человека. Я замечаю перевязанное и выпачканное в зеленке брюхо, - пес явно переживает послеоперационный период. Мой писатель и его жена в этом смысле единомышленники и настоящие подвижники: подбирают бездомных собак и кошек, кормят их, лечат за свой счет, пристраивают в добрые руки. Вот и познакомились они много лет назад в обществе защиты животных.
На сегодня наша задача состояла в том, чтоб отвезти черного пса по кличке Грей и другого, с остановки, по кличке Лапик - в приют. Михаил Михайлович снимает с вешалки пальто, надевает шапку.
- Вы разве не поедете с нами? - обращаюсь я к Нине.
- А можно?
- Конечно, места всем хватит.
Нина оживляется, поспешно накидывает куртку.
- Если не хватит, я и в багажнике доеду, - заявляет вполне серьезно.
Я снова удивляюсь ее миниатюрности. Она старше Михаила Михайловича лет на семь или восемь, но похожа на резвого подростка, движения ее быстрые, речь громкая, отчетливая, говорят, в юности она закончила балетную студию, а еще исполняла роли травести в детском театре.
Накинули поводок на Грея и вышли во двор. Нина очень быстро отыскала и привела "того, с остановки", беспризорника по кличке Лапик. Лапик, взъерошенный, грязный и вертлявый - походил на большую мягкую игрушку, выброшенную кем-то на помойку.
Я застелила заднее сиденье клеенкой, но собаки и не думали лезь внутрь, смирно стояли возле распахнутой дверцы, переглядывались, нервно вертели хвостами, а на команды Михаила Михайловича не реагировали, делая вид, что не понимают. Тогда Нина заскочила первая, а псы - следом за ней. Наконец, расселись, устроились, тронулись...
Все утро валил пушистый снег, и узкий, среди сугробов, путь пролегал накатанной, хрустящей льдинками, дорогой. Безлюдный город дремал, отдыхал после бурной новогодней ночи. Пустые улицы с редкими пешеходами и столь же редкими авто, казалось, принадлежали только нам. Мои пассажиры сидели тихо, слышалось лишь сопение Грея над моим ухом. Собак то и дело норовил ткнуться черным кожаным носом в мою щеку, Чулаки при этом каждый раз беспокойно просил меня не отвлекаться и внимательно смотреть вперед.
В конце Шоссе Революции дорога сужается до одной полосы и начинает петлять. Впереди возвышается украшение ближайшей округи, Ильинская церковь, не доезжая до нее, поворачиваем направо и вверх, вверх, мимо старых, раскидистых деревьев и дикого кустарника. Въезжаем на пологий холм. Останавливаемся на свободном пятачке, неподалеку от убогой одноэтажной хибары с тусклыми окнами, не отражающими ни белизны, ни синевы. Каких только загадочных уголков не встретишь на задворках родного города -- подумалось мне тогда.
Деревенскую тишину нарушает собачий лай и карканье рассевшихся по веткам, любопытных ворон. Михаил Михайлович и Нина, вместе со своими подопечными скрываются за воротами, при этом собачий лай усиливается во много раз. Спохватившись, я начинаю сожалеть, что не пошла вместе с ними, но поздно, и мне ничего не остается, как молча и терпеливо ждать возвращения писателя.
Ильинка очень хорошо описана у Михаила Михайловича в "Хароне" ("Нева" за 1997 год). В повести рассказывается, как главный герой, доктор Савич, отвозит свою любимую кошку Таракашу в приют, чтоб оставить ее под присмотром на время отпуска, а сам вместе с женой отправляется в Тиберду. По возвращении из поездки выясняется, что кошечка пропала, - ее выпускали гулять, и она убежала. Главный герой не может оправиться от стресса. Он развешивает объявления, ищет свою Таракашу везде - но безрезультатно. И когда он понимает, что кошку ему не найти, скорее всего ее загрызли собаки, - доктор Савич теряет интерес к жизни, бросает всех и вся, и с чужим паспортом едет куда глаза глядят. Заканчивается повесть трагически: главный герой, мечтавший о забвении и полной свободе, попадает в рабство. Его увозят в горы, где он погибает.
Все это я вспоминала, сидя в машине и ожидая возвращения Михаила Михайловича с Ниной. Их не было очень долго. Кажется, прошло часа полтора или два, прежде чем из ворот вышли хозяйка приюта и чета Чулаки. Михаил Михайлович торопливо направляется к машине, он без шапки, выражение его лица странное, необычное, я внимательно вглядываюсь и к ужасу своему вижу глаза полные слез и дрожащий подбородок.
- Михаил Михайлович, что случилось?!
Чулаки молча садится на заднее сиденье, похоже, он с трудом сдерживает рыдания. Сижу несколько секунд словно в оцепенении, потом резко поворачиваюсь и беру его за руку, - что еще я могу для него сделать?
Нина какое-то время беседует с хозяйкой приюта, потом они прощаются, и мы медленно съезжаем вниз с пригорка, направляясь в сторону набережной Невы. Теперь рядом со мной сидит Нина, мы всю дорогу молчим. Позже, когда останемся наедине, Нина расскажет, что в "Хароне" все описано именно так, как было на самом деле, и кошечка Таракаша пропала именно в этом приюте, но она не убежала никуда, а умерла от тоски и горя, от разлуки с хозяином почти сразу, на третий день. Михаилу Михайловичу тогда об этом не сказали, решили, пусть надеется отыскать, живет надеждой. Но вот сегодня, 1 января, по прошествии нескольких лет, писатель узнал всю правду и она его потрясла. "Я был для нее Богом и предал ее. Это мой единственный грех" - (дословно) позже скажет мне сам Чулаки.
Грей и Лапик остались в приюте. Хозяйке дали денег, чтоб она смогла их пристроить в хорошие руки. Продолжение истории я узнала от Михаила Михайловича в телефонном разговоре. В голосе писателя слышались нотки растерянности и недоумения. Оказалось, для псов нашелся хозяин, который хотел их забрать к себе на дачу, был заключен устный договор, но накануне два хвостатых приятеля сделали подкоп в вольере и удрали.