Но я уже тянула его к себе, уже ни о чем больше не думала. Умирая от нетерпения, раскрывала губы навстречу его губам, выгибалась, подставляя себя его рукам, скользнувшим под ночную рубашку, шептала что-то глупое и бесстыдное…
— Мама, ты спис?
Дверь распахнулась, Бобер влетел в комнату и вскарабкался на кровать, счастливо упиваясь своим преступлением.
Черт, стоило только Наташе отвлечься, и этот поросенок тут же полез наверх, что ему было категорически запрещено. Лестница крутая, да еще покрытая лаком, и я постоянно боялась, что он залезет на нее и навернется. Хоть калитку внизу ставь и закрывай на замок. Видимо, придется, надо об этом подумать вплотную.
— Тебе кто разрешил?
— Я остоёзно.
Тут же с топотом появилась встрепанная Наташа.
— Ну вот что это такое? — заголосила она. — На минуту в туалет ушла, а он уже здесь. Время двенадцатый час, решил посмотреть, жива ли мамочка.
— Двенадцатый? Ого! Сейчас встану.
Они ушли, а я повернулась на живот и уткнулась носом в подушку.
Ничего себе сон! Думала о нем, думала — и вот пожалуйста. Так ясно и отчетливо, как будто все происходило наяву. Нет, еще похлеще, чем в реальности. Просто хард-порно. Вспомнив парочку наиболее ярких и жарких эпизодов сна, я заскулила от смущения и… от удовольствия. Но еще больше — от досады, что этого не случится в действительности.
Потому что этого не будет.
Сон с предельной ясностью дал понять, что произойдет, если Виктор хоть раз приблизится ко мне на расстояние меньшее, чем требуется для деловых контактов. Остановиться я уже не смогу. В итоге он добьется своего — получит и Мохнолапую, и ее гостиницы. А сама Мохнолапая потом будет сидеть в уголке и сосать… лапу.
Ну уж нет. Никакой заеб…ческий секс не стоит дела, которое вырастила с нуля, как морковку. О котором мечтала с детства, которому отдала восемь лет жизни. Да я себе не представляла этой самой жизни без гостиниц. Продать — пусть и за хорошие деньги и начать все сначала? Ни за что! А им, без сомнения, нужно именно это. И Эгерса я сейчас ненавидела гораздо сильнее, чем когда-то любила. Вовсе не за то, что променял нас с Бобром на секретутку, а вот за это — за ситуацию, в которой оказалась поставленной раком.
Так что, Виктор Петрович Миронов, держитесь от меня подальше. А я постараюсь держаться подальше от вас.
Ночная гроза, короткая и хилая, облегчения не принесла. Парило по-прежнему. Трава еще не просохла, поэтому я наконец сделала то, что собиралась сделать с первого дня. Взяла у соседки слева триммер, надела очки, медицинскую маску и полтора часа косила, распевая во весь голос:
— А нам все равно, а нам все равно! Мы волшебную косим трын-траву.
Но как только немного полегчало, раздался звонок. Системщик Андрей интересовался, не собираюсь ли я искать новую секретаршу, потому что его задрало сидеть в офисе в одиночестве и отвечать на звонки.
— А еще вас домогалась баба Нюра. Что-то по сделке. Говорит, не дозвониться.
Бабой Нюрой мы звали юриста Анну Григорьевну. На дисплее действительно висел значок пропущенного звонка. А там-то что еще?
Озадачив Андрея дать объявление на хедхантерские порталы, я перезвонила бабе Нюре и долго выслушивала ее зудеж по поводу того, что надо все переделывать, а она одна не может.
— Хорошо, завтра приеду, — пообещала я, отключилась и поняла, что сейчас точно сдохну.
— Купаца! — заныл Бобер, раскидывая ногами скошенную траву.
Обреченно вздохнув, я позвонила Тамаре и выяснила, что та тоже уехала с Женькой в город. Махнула на все рукой, собрала сумку, и, прихватив Корвина, мы отправились на озеро. Побултыхались на мелководье все втроем, выбрались на берег. Чертов пес, отряхиваясь, поднял тучу брызг, Бобер довольно завизжал, я поймала его в полотенце, и в этот момент из-за спины прилетело:
— Рита!
— Какого хрена? — поинтересовалась я сквозь зубы, даже не повернувшись.
— Папа! — завизжал Бобер, вырываясь из-под полотенца.
— Ну ты же сама говорила, чтобы я приехал, если хочу с ребенком повидаться, — Эрик подхватил его на руки. — Наташа сказала, вы ушли купаться, объяснила, как найти.
— Мог бы и подождать.
— Не мог. Тороплюсь.
Очень хотелось ответить, что если уж поблядушка Светочка сидела в засаде шесть лет, потерпит и еще пару часиков. Но не стала. Это только кажется, что дети ничего не понимают. Может, и не понимают, но откладывают про запас. На потом.
Я стояла спиной к солнцу, щедро бросавшему лучи на его лицо. Очки Эрик снял и повесил на ворот рубашки, поэтому я прекрасно увидела, как заблестели его глаза. И как дернулся кадык, когда сглотнул слюну. Уж мне ли было не знать этот взгляд — облизывающий с ног до головы. Еще не так давно заводило в момент, а сейчас стало противно до ужаса.