Варрон явился к Юлиану, как врач, и дал ему несколько коварных советов.
— Вы смогли бы сосредоточиться, — уверял он его.
Юлиан заметил его злую усмешку. Варрон забавлял его.
— Вы считаете, что я нуждаюсь в этом? — спросил он.
— Несомненно, — откровенно заявил Варрон и увидел, что тонкое лицо Юлиана покраснело.
Через неделю под действием лекарства, приписанного Варроном, Юлиан почувствовал некоторый подъем сил и с увлечением взялся за работу, стараясь забыться в ней. Его подчиненные поражались его проницательности, умению и энергии, с которой он начал вести дело. Некоторые успели возненавидеть его за его надменность и строгость, но в Париже в министерстве все были довольны его деятельностью. Министр написал ему несколько слов благодарности и намекнул, что правительство готово дать ему повышение. Юлиан молча передал письмо отцу. Отец покраснел от удовольствия и посмотрел на него. Юлиан сидел неподвижно с мрачным скучающим лицом. Радость старика сменилась горьким разочарованием.
Стараясь говорить весело, он заметил:
— Это очень хорошее известие, мой мальчик, очень хорошее.
Юлиан встал и подошел к высоким открытым стеклянным дверям. Даже не оглянувшись, он кивнул головой и вышел во двор. Он ничего не испытывал, кроме разочарования и тоски. Ничто не интересовало его. Он не мог забыть прошлого, не мог избавиться от воспоминаний. Приказав подать себе автомобиль, он поехал в город, где разыскал Варрона.
Целую неделю Юлиан провел в маленьком таинственном доме с уютными комнатами, где царил полумрак и носились одуряющие запахи благовоний. Юлиан расточал деньги, стараясь забыться, не думать о своем моральном падении. Он все чаще стал бывать в маленьком доме и постепенно начал успокаиваться.
Однажды, он сказал Варрону, торжествуя.
— Я забыл прошлое.
— Что он сказал? — спросила женщина, которая любила Юлиана.
— Он солгал, — ответил Варрон с обычной насмешкой в голосе.
Глава 3
Казалось, время остановилось. Не было минут, часов, дней, была бесконечность, однообразная и гнетущая. После вспышки мужества, после взрыва отчаяния и страха наступила мертвящая тоска однообразия и одиночества.
Сара пожертвовала всем, ради своей любви она не могла больше страдать. Пока она ждала суда, надежда не покидала ее. Теперь все было позади — ожидание, страх, надежда. После напряжения и сильного нервного подъема наступила реакция и безнадежность. Это короткое лето, полное счастья, любви и радостных впечатлений, прошло, как золотой сон, а теперь наступило пробуждение.
Кругом мертвящая тишина, а в душе пустота и давящая тоска. Время стало бесконечным. Год — это целая жизнь, потому что каждый день — год, а каждый час — день. Светало, темнело, раздавался резкий неприятный голос надзирательницы, зовущий на работу.
Никто, кроме заключенных, не знает, какой пыткой может быть молчание, тишина, не прерываемая ни единым звуком, напоминающим об обыденной жизни. В тюрьме царила тишина, глубокая и жуткая.
Саре казалось, что она задыхается. Зловещее молчание удручало ее, словно давящая тяжесть, и сводило ее с ума. После тяжелых душевных переживаний, которые она перенесла, она чувствовала иногда, что была близка к безумию. Она старалась не думать о Юлиане, о своем возлюбленном, которому она принесла себя в жертву. Лица знакомых, отрывистые видения, словно сны, проносились перед ее глазами: Лукан, Колин, судья, Доминик Гиз, Клод.
Тюремный священник, мягкий и добрый человек, навестил ее. Он ушел, потрясенный. На своем веку он видел много преступников, озлобленных, притворно веселых, вызывающе дерзких, рыдающих от отчаяния или равнодушно беззаботных, но вид этой молодой женщины с застывшим взглядом прекрасных глаз испугал его.
Во время его посещения Сара молчала, только, когда священник собрался уйти, она произнесла, задыхаясь: — Не уходите, не оставляйте меня одну.
Тюремный врач, явившийся к Саре, не был сердобольным человеком, но все же вид Сары вызвал в нем серьезные опасения. Он боялся, что она покончит жизнь самоубийством и предпринял решительные меры, чтобы не допустить этого.
На следующий день после посещения врача Сару перевели в другую камеру и через час туда ввели новую заключенную. Она посмотрела на Сару и рассмеялась, показывая свои прекрасные белые зубы, видневшиеся между пухлыми, ярко накрашенными губами.
— Вот, нас двое теперь, — сказала она.
Грубоватый голос и несколько странная внешность удивили Сару. У соседки Сары были светлые крашенные волосы, более темные у корней, чудесные светло-голубые глаза, длинные подведенные ресницы, смеющийся, ярко накрашенный, алый рот и ямочки на сильно напудренных щеках. В течение всего своего заключения она каким-то образом умудрялась следить за своей наружностью.