Я прошла обследования, встала на учет. Из-за всей этой волокиты у меня гудели ноги, трещала голова. Очень сильно хотелось кушать, но еда в больнице не вызывала аппетита.
В миллионный раз убеждаюсь, что больница не может оставить никаких приятных впечатлений, даже если будут условия, как дома.
В палату зашла молодая девушка и любезно обратилась ко мне.
— Аврора Брукс, пройдемте за мной. — Я тут же спрыгнула с кровати и поплелась за ней, минуя двери с различными табличками и тоскующих в очереди зевак.
Перед глазами мелькнула надпись «психолог», тогда я поняла, что, наконец, мы добрались до нужного кабинета. За белой дверью скрывалось такое же белое помещение, на удивление очень уютное. Я села на небольшой диванчик и ко мне тут же подошла до боли знакомая женщина.
— Здравствуй, Аврора. — Она села на противоположно стоящее кресло. Нас разделял небольшой журнальный столик, но даже этой дистанции мне было мало. Из-за ее улыбки по телу прошелся холодок, я вся сжалась, села прямо, не смея больше облокачиваться на мягкую спинку.
— Здравствуйте, — пропищала я, слегка вжимая голову в плечи.
Женщина прекрасно видела, как я реагирую на нее, как мой испуг сочится из меня при каждом неровном вдохе. Она делает пометку в своем блокноте, и я сразу понимаю, что облажалась.
— Надеюсь, ты не против, что я говорю так неформально? — она косится в мою сторону и снова что-то строчит.
Да чтоб твоя ручка писать перестала!
— Конечно, нет, как вам будет удобно.
Приходится сделать глубокий вдох, затем выдох. Мне удается унять дрожь в теле.
Я прекрасно помню, как именно эта женщина была со мной в том самом «лагере». Ее взгляд, ее пальцы, которые часто держали шприц, и ее сочувствующий тон в голосе — все это мелькало картинками перед глазами. Тогда она не была лишь «психологом», и, вероятно, сейчас тоже им не является. Это какая-то ловушка, и каждое мое неверное слово могло обернуть все против меня.
Я должна была сосредоточиться, должна была в кои-то веки включить голову и обхитрить ее анализирующую натуру.
— Что-то не так? — снова смотрит на меня внимательно, пытаясь уловить каждую эмоцию.
Но я лишь притупляю взгляд, слегка сутулюсь и обращаю напряжение и страх в легкое волнение.
— Просто врачи, обследование… Все это выматывает и немного пугает.
— Конечно, я тебя понимаю, — улыбается. — Но я не врач, я твой друг. Мы просто с тобой побеседуем. Ты же не против?
А как будто у меня есть выбор? Знаю я этих «неврачей» и знаю, что они могут сделать с мозгами в считанные секунды. Друзья не водят на шокотерапию, не вкалывают снотворное и уж точно не пытаются устроить растроение личности, чтобы потом убить каждую отдельно.
Но у всех свое понимание о дружбе, как я погляжу.
Воодушевленно кивнув ей, я приготавливаюсь к игре, из которой я просто обязана выйти победителем. Что бы она ни спросила сейчас, я должна дать тот ответ, который охарактеризует меня как «светлую» и не даст им поводов вернуть меня в лагерь.
Сердце пропускает удар, когда я думаю о том, что отвечаю не только за себя. Руки тянутся к животу, я испуганно смотрю вниз и представляю Брайена рядом. Сейчас я очень сильно хочу оказаться в его объятиях: в них спокойно, уютно и безопасно, несмотря на нависающие угрозы.
Но я растворяю этот образ. Я «светлая», и меня ничто не связывает с «темным» миром.
— Приступим. Как ты себя чувствуешь?
— Намного лучше, если не считать того, что я соскучилась по дому.
— Тебе нравится место, где ты сейчас живешь?
— Да, очень. Дэйв снял прекрасное жилье.
— Дэйв — твой муж, верно? — Я киваю. — У вас с ним все хорошо?
— Как видите, — я кидаю короткий взгляд на живот, затем снова смотрю на нее, расплываюсь в улыбке. — Мы ждем ребенка! И это так волнительно.
— Примите мои поздравления. Чувствуете уже, как просыпаются материнские инстинкты?
— Я очень сильно хочу защитить своего ребенка от всех угроз и вырастить его в любви и заботе.
— Разве вам что-то угрожает?
— Ну знаете, дети бывают такими непоседливыми! — придуриваюсь я. Знала бы она, что даже наш никчемный диалог является прямой угрозой. — Они могут упасть на ровном месте. Наверное, я рано об этом беспокоюсь, но не хочется, чтобы мой ребенок получал травмы и болел.
— Прекрасно тебя понимаю. Быть родителем очень сложно, это большая ответственность, и я рада, что ты это осознаешь. А как отреагировал Дэйв?
— Мы еще не успели все это обсудить, так как я узнала о беременности только вчера. Но я видела его глаза: он был безумно счастлив. Сегодня я вернусь домой, надеюсь, нам удастся поскорее поговорить и рассказать об этом близким людям.
— У вас же с ним уже установились доверительные отношения?
— Конечно. Он же мой муж. Я люблю его и полностью ему доверяю. Я уверена в том, что у нас получится создать крепкую и счастливую семью.
Женщина слишком быстро перескакивает с вопроса на вопрос, пытаясь сбить меня, лишить бдительности. Но я отвечаю максимально в стиле «светлой» и пытаюсь заговорить ее воодушевленными речами.
— Тогда я могу полагать, что он знает все твои секреты?
Приоткрываю рот, с желанием гордо воскликнуть да, но тут же понимаю, что в этом вопросе есть уловка.
— Но у меня нет никаких секретов. Дэйв знает обо мне все. — И я бросаю в женщину хмурый взгляд, словно совершенно не понимаю, как она может задавать подобные вопросы.
Она тут же тушуется, хотя и не желает сдавать позиции. Улыбается.
Все той же дежурной улыбкой, которая застыла на лицах всех сотрудников больницы. Их чопорная любезность и фальшивость меня бесят.
И как, спрашивается, я могла принимать это за чистую монету долгие годы?
— У тебя все в порядке со сном, Аврора? Ты всегда высыпаешься?
— Вполне.
— И тебе не снятся кошмары?
— Нет.
— Тогда что произошло прошлой ночью?
— Я просто захотела пить и пошла за водой. А дальше все поплыло перед глазами, — рассказываю, придерживаясь версии, которую придумал Дэйв.
— Возможно, ты увидела кого-то в окне? Или что-то услышала?
— Вы о чем? Кого я могла увидеть?
— «Темного» человека.
Мои глаза тут же расширяются, и грудь наполняется воздухом, который не удается сразу выдохнуть. Пальцами я впилась в край диван и сфокусировала всю свою агрессию в руках. Я не понимала подобной реакции своего тела. Наверное, первый раз чувствуя, что кто-то подбирается к моей тайне, я пожелала дать отпор и не на секунду не задумалась о страхе.
— Вы утверждаете, что к моему дому могут пробраться «темные»? Вы хотите сказать, что, даже находясь в своей квартире ночью, я не в безопасности, и эти чудовища могут навредить моему ребенку?! — Все свои эмоции я превратила в то, что «светлые» хранят в своем сердце под цветочной оболочкой, — в ненависть к «темным». В сыгранные на ура страх и отвращение.
Осталось начать лить слезы, чтобы показать себя слабой и беззащитной, что я и сделала. Женщина соскочила со своего места и, принося множество извинений, вручила мне стакан воды.
— Я совершенно не это имела в виду, — говорила она, поглаживая мое плечо, словно меня должно было это успокоить. — Прости, твоей семье ничего не угрожает.
Я киваю и ставлю пустой стакан на стол.
— Я не понимаю, что на меня нашло. Но когда вы сказали мне о «них», я почувствовала отвращение и неконтролируемый ужас, — я говорила это, хрустя пальцами и опустив голову, словно действительно запутавшаяся в себе девушка.
Почему я не стала актрисой драмы?
— Еще раз прости. Мне очень жаль.
Она отходит от меня и возвращается с каким-то бланком и чистым листом, разделенным на восемь квадратов.
— Ассоциативный рисуночный тест? — спрашиваю я, заполняя анкету в бланке.
— Это формальность. С помощью него мы узнаем о некоторых чертах твоего характера и выявим отклонения от нормы, если они имеются. Мы проводим его со всеми пациентами. А если взять во внимание, что ты еще и беременна, это становится вдвойне обязательной процедурой.