— Не стала бы я на вашем месте соваться в тюрьму…
— Ах, Като, дорогая, ну помоги нам! А то мы лишимся такого клиента, как господин де Монлюк! — чуть не плача, проговорила Пакетта.
— Ну ладно! — вздохнула Като. — Я раздобуду вам платья.
— К субботе?
— К субботе. Загляните ко мне вечером, как мы условились.
Обрадованные гостьи захлопали в ладоши и чмокнули достойную трактирщицу в румяные щеки.
— Любопытно, — пробормотала Като, — кого там будут допрашивать?
— Двоих мужчин, — беззаботно откликнулась Пакетта.
— И кто же эти бедолаги?
— Пардальяны, отец и сын, — ответила Руссотта.
Толстуха онемела. Побелев, как полотно, она трясущимися пальцами принялась катать по столу хлебный шарик. Она относилась к отцу и сыну с неподдельной теплотой. Когда-то Като и Пардальяна-старшего связывали весьма нежные чувства, и роман их тянулся довольно долго — не то две недели, не то четыре, Като уже точно не помнила. Но она даже вообразить себе не могла, что весть об ужасной участи ветерана поразит ее в самое сердце.
Всю свою жизнь Като не слишком утруждала себя размышлениями. Толстуха не была ни плохой, ни хорошей. Она инстинктивно подавляла в себе те чувства, которые могли причинить ей боль. Като нечасто проливала слезы. Самой большой своей бедой она считала то, что разжирела, подурнела и потеряла прежнюю привлекательность.
И все же трактирщица давно и тайно обожала шевалье де Пардальяна. Ни один из знатных господ, которых доводилось видеть Като, ничем не напоминал этого молодого человека. Она никогда не встречала такого сочетания грации и достоинства, гордой замкнутости и веселой насмешливости, доброты и сострадания к людям. Като нередко думала о Пардальяне-младшем, потом приближалась к зеркалу и испускала тяжкий вздох… Однако она даже не подозревала, что ее симпатия к шевалье удивительно похожа на влюбленность! Но Като нравилось иногда помечтать о том, что она может стать для Пардальяна-младшего другом, защитницей, служанкой, беречь его и преданно ухаживать за ним до самой смерти.
И вот теперь отец и сын обречены на гибель!.. Их ждут страшные муки!..
Като впала в такое отчаяние, что у нее потемнело в глазах. Руссотта уловила перемену в настроении толстухи:
— Ты что, огорчилась? Эти Пардальяны — твои приятели?
— Нет, нет, что ты! — замотала головой Като.
— Так достанешь нам наряды?
— Да, — механически кивнула Като. — Тряпки я для вас найду… А приглашены вы, значит, на воскресенье?
— Допрос начнется в воскресенье утром, но мы должны быть в Тампле в субботу вечером. Господин де Монлюк ожидает нас ровно в восемь, ясно?
— Да, да… А теперь ступайте!
Гостьи пылко расцеловали свою покровительницу и убежали. А Като замерла у стола, закрыв лицо руками.
— Воскресенье! Воскресенье! — прошептала она и расплакалась.
Читатели, наверное, забыли, что допрос Пардальянов был назначен вовсе не на воскресенье, как думали Пакетта и Руссотта, а на утро субботы. Марк де Монлюк пригласил ночных фей полюбоваться пытками, но быстро образумился. Однако он был непрочь поразвлечься с девицами и потому заявил им, что дознание состоится в воскресенье. Монлюк велел Пакетте и Руссотте прийти в Тампль в субботу вечером; он решил, что до утра они отлично проведут время, а затем он сообщит им, что допрос отменили, и вытолкает дамочек на улицу.
Прояснив ситуацию, вернемся к Като. Нам уже известно, чтo она была особой решительной и энергичной. Когда сгорел ее первый трактир, она мужественно перенесла жестокий удар судьбы. Перед этим, во время осады ее заведения, она являла чудеса храбрости, помогая Пардальянам отражать атаку за атакой. Да, чего только не видела в жизни эта женщина, прекрасно знавшая парижское дно!
Она недолго горевала, скоро вытерла слезы, треснула кулаком по столу и уверенно сказала сама себе:
— В ночь с субботы на воскресенье мне нужно попасть в крепость Тампль!
Голос толстухи звучал столь твердо, что каждому стало бы ясно: от своей идеи Като не откажется никогда!
Внезапно из зала донеслись дикие крики. Като поспешила к своим гостям.
— Что тут происходит? — сердито поинтересовалась она.
— Укокошили! Старуху укокошили! Это Руссотта и Пакетта!
Громче всех вопили проститутки: они ненавидели двух подруг, завидуя их привлекательности и успеху, которым те пользовались у клиентов. Иначе уличные женщины и не посмотрели бы в сторону трупа, но сейчас надрывались вовсю, устроив жуткий гвалт.
— Несчастная бабуля! — голосила одна девица. — Какое подлое преступление!
— Да Руссотта с Пакеттой мать родную зарежут, я всегда это знала! — не отставала от товарки другая.
— В каталажку их! — верещала третья.
Перепуганные Руссотта с Пакеттой плакали и оправдывались.
— А ну тихо! — гаркнула Като.
Все немедленно замолчали.
— Где нашли тело? — осведомилась толстуха.
— На улице, прямо возле двери… Какой кошмар! У меня аж сердце останавливается! — заявила жирная белобрысая девица с заплывшими глазками. Она бросала злобные взгляды на дрожащих подружек, ошеломленных внезапно выдвинутыми против них ужасными обвинениями.
— Что ж, Жанна, рассказывай все по порядку, — распорядилась Като.
Белобрысая девица подбоченилась и решительно заговорила:
— Вывалились мы из трактира минут пять назад: я, Безрукий Жак, Дылда, Фифина-солдатка и Леонарда. Но не сделали и двух шагов, как Безрукий заорал: «Глядите, там кто-то лежит!» Тогда Фифина и сказала: «Давайте посмотрим!» Я тоже подумала: «Надо подойти!» Ну, мы и двинулись, Безрукий Жак впереди, остальные следом. Видим: Руссотта с Пакеттой нагнулись над бабкой и уж совсем ее удавили. Что, разве не так?
— Все верно! — галдели Леонарда, Дылда и Фифина-солдатка.
— Брешешь! — вспылила Руссотта. — Когда мы на нее наткнулись, она уже давно окочурилась!
— Как же! Окочурилась!.. Да она еще хрипела…
Пакетта с Руссоттой плакали, божились, что случайно набрели во мраке на мертвое тело и хотели только выяснить, нет ли на трупе чего-нибудь ценного.
— Лгуньи! — визжала Жанна. — Немедленно отправлюсь к прево! Пошли вместе, Безрукий!
Като вцепилась Жанне в плечо.
— Что ты вопишь? Мертвецов не видала? — хладнокровно произнесла трактирщица. — Подумаешь, старушка померла! Вот новость! И что ты заявишь прево? Если сунешься к нему, я мигом расскажу про того сержанта: помнишь, он за тобой потащился, а после исчез… Небось, твой дружок Безрукий Жак знает, что случилось с тем бедолагой. Мне про тебя немало известно, да и про остальных тоже…
Посетители трактира затряслись от страха, а Като решительно продолжала:
— О Господи, мне тут только прево не хватало! Ладно, пускай приходит: он услышит от меня много интересного!
— А ведь Като права! — поддакнул трактирщице кто-то из гостей. — Эта Жанна — такая пустомеля…
Жирная Жанна струхнула, раскаялась и принялась всех убеждать, что всего лишь пошутила; неужели кто-то подумал, что она способна выдать прево своих товарок?! Волнение улеглось, двое, карманников согласились оттащить мертвое тело подальше, чтобы власти не заподозрили в убийстве кого-нибудь из гостей Като. Трактир постепенно опустел. Собрались уходить и Руссотта с Пакеттой. но Като остановила их:
— Погодите! Мне нужно с вами потолковать.
Толстуха задвинула дверной засов, потушила светильники в зале и снова повела девиц в свой кабинетик.
— Стало быть, это не вы прикончили бабку? — сурово спросила трактирщица.
— Като, Господи, да как тебе такое в голову пришло!
— А мне кажется, что это ваших рук дело, — заявила толстуха. — И нечего реветь и спорить, меня не проведешь. Старуху придушили именно вы, это ясно как день. И свидетели имеются… Помните, что верещала Жанна? Да успокойтесь вы, не рыдайте, я на вас не донесу, мы сумеем договориться…
Пакетта и Руссотта тряслись от ужаса и не сводили с Като несчастных глаз.