— Тот самый. Одно дело — ночь в постели, другое — отвечать за нее перед богом.
— Марьян не нашей веры, — вдруг ни с того ни сего сказал Радхаур. — Она поклоняется своему Хвануну, молится ему каждый день тайком от всех.
— А ты, Радхаур? Ты нашей веры? В церкви ты стоишь, и тебя как будто и нет, одно тело присутствует. И я знаю, почему ты так рвался в Тевтонию — где-то здесь спрятан торс Алвисида. Твоего бога.
— Ты хочешь сказать, что я алголианин? — искренне рассмеялся Радхаур.
— Служить богу алголиан еще не значит самому быть алголианином, — загадочно ответил друг.
Радхаур вдруг ударил себя по лбу.
— Наконец-то! — воскликнул он.
— Что наконец-то? — переспросил Ламорак.
— Я понял, что не давало мне покоя весь день: я слышу зов. Слабый еще, но до частицы Алвисида совсем недалеко. — Радхаур стал серьезным. — Я готов пройти сквозь смерть, но я хотел бы знать, хочу я этого сам или мной движет судьба?
— А сам ты хочешь собирать сэра Алана?
— Да, — лаконично сказал Радхаур. Как отрезал.
Впереди неспешно ехали Гуул с сэром Тауласом; позади тарахтели на ухабах три кареты, за ними растянулась кавалькада оруженосцев и слуг. Солнце неумолимо клонилось к горизонту, окрашивая в странный фантастический цвет верхушки деревьев; некошенные луга с левой стороны дороги, много лет, казалось, не знавшие человеческого внимания, казались утомленными и зачарованными. Одинокое изогнутое ветрами дерево посреди необозримого луга напоминало раскорячившегося в жуткой пляске варвара. Со стороны луга, из-за едва видневшейся полосы деревьев, доносилось свежее дыхание и мгновениями казалось, что там поблескивает синева озера, сливающаяся с голубым безоблачным небом.
— Ты уверен, Ламорак? — неожиданно прервал молчание Радхаур.
— В чем?
— Что Этвард влюблен в Марьян.
— Спроси у него сам, если мне не веришь.
— Если так, пусть женится на ней, — задумчиво произнес Радхаур. — Я не возражаю.
— А у нее ты спросил?
— Ламорак, и это говоришь ты? Ты же никогда не интересовался, что думает женщина!
— Это просто потому, — усмехнулся Ламорак, и в этой усмешке отчетливо слышалась грусть, — что настоящая женщина на моем пути еще не встретилась. Только девки.
Дорога выворачивала к берегу обширного озера. Сэр Таулас и Гуул остановили коней и дождались двух друзей.
— Скоро ночь, — сказал бывший отшельник, — пора разбивать лагерь. Эти места пустынны, до ближайшего города или замка еще день-два пути. Я был здесь очень давно — нехорошие места, злые. Дальше дорога резко поворачивает в лес. Завтра мы увидим старую часовню. Когда-то в ней жил отважный рыцарь, сэр Аселен, предупреждающий, что по боковой дороге лучше не ехать. Славный был боец, один из лучших… — Таулас вздохнул. — Хотел совершить подвиг, победив драконьего царя, но едва живым вернулся, весь в ранах. Чудом выжил, долго, говорил, болел. Но вернулся — единственный из всех отважных храбрецов. Оттуда больше никто не возвращался. И с тех пор он никого туда не пускал — даже самому бесстрашному рыцарю бессмысленно воевать с тем, что многажды сильнее и не мешает никому жить… Да… пора разводить огонь и готовить ужин, из-за скучной дороги, кажется, голод в сто раз сильнее, чем после хорошенькой заварушки.
— Да, — согласился Радхаур. — Скажите, его величеству.
Таулас поскакал к медленно приближающейся карете, что-то крикнул кучеру и тот, натянув вожжи, остановил лошадей. Радхаур тоже поскакал к карете, спрыгнул и подошел к открывшему дверцу сэру Таулусу.
Этвард сидел, уставившись на Марьян и предупреждающе подняв вверх палец в знак просьбы не перебивать.
Марьян рассказывала:
— Ван Санчог, правнук легендарного Чангора, не мог противостоять войскам моего деда, поскольку, воцарившись на престоле Пэкче с четырнадцати лет, Санчог лишь пировал да развлекался. Когда в казне кончались деньги на пиры и развлечения, Санчог вводил новые подати, а пытавшихся его отговорить советников казнил жестоко и беспощадно. Летописи рассказывают, что головы на частоколе вокруг дворца Санчога все время были свежие. И когда подошли войска Когуре, Санчог забился во дворец и пировал со своими наложницами, надеясь на крепкие стены и что его защитит народ и армия. Но и народ, и главные военачальники с радостью встретили моего деда, вана Когуре. Во время же последнего пира вана Санчога на стене появилась из ничего надпись кровью» Берегись, покайся «. Говорят, это сам Севибоб из своего плена пытался наставить на путь истинный потомка своего любимца, мудрого и грозного вана Чангора. Но Санчог не прервал пира, хотя можно еще было вернуть к себе военачальников, встав во главе их, заслужив либо почетную смерть в бою, либо свободу. Санчог предавался пьянству и разврату… Его поднял на копья собственный народ, встретив моего деда, как освободителя. Это был конец великой эпохи страны Пэкче… Что было дальше, ваше величество, я расскажу завтра, если вы захотите.
Этвард вышел из кареты и подал руку Марьян.
Радхаур задумчиво смотрел на них.
Да, Ламорак прав, нет сомнений. Этвард влюблен в Марьян, поэтому и не останавливал взгляда ни на одной из сакских и тевтонских принцесс.
Его величество согласился с доводами сэра Тауласа и распорядился остановится на ночлег на берегу живописного озера, похожего на столь милое его детским воспоминаниям озеро Гуронгель.
Всадники спешились — кто собрался ставить палатки, кто направился в лес за хворостом.
Радхаур повернулся и пошел к воде.
Берег и озеро действительно очень напоминали озеро в котором жил царь Тютин с дочерями, только островка посередине не было. Радхаур присел на корточки, обмакнул пальцы в воду и провел ими по лбу. Захотелось прямо в том, в чем был войти в воду и пройти все озеро по дну. Он, рыцарь воды, так и не проверил до сих пор слова повелителя Ста Озер, что может жить в воде без вреда для здоровья…
Ламорак оказался прав. Прав — Этвард влюблен в Марьян. Как Радхаур сам этого не замечал? И что теперь ему, Радхауру, делать? Он не любит Марьян, он сказал ей это еще в Храме Каменного Зверя и с тех пор чувства его не изменились. Он не испытывал к ней отвращения, в минуты близости с ней он даже ощущал счастье, но прекрасно понимал, что окажись на ее месте другая он мог бы испытывать то же самое.
Радхаур не злился на Этварда — нет. Только радовался, что другу оказалось доступным чувство, которое для самого Радхаура умерло навсегда. Теперь надо лишь… Что надо сделать сейчас ему, Радхауру? Да просто поговорить по душам с названным братом. В лоб спросить: любишь? И если да, то бери ее в жены, я уйду в сторону. Не встану на пути чужого счастья, если своего нет. А Марьян? Так она же умная женщина, очень. Вон какая начитанная. И в Храме, и потом, уже в Британии, у нее все советы спрашивали. Даже барон Ансеис любил с ней говорить о чем-то таком, что обычному рыцарю кажется полной белибердой. Марьян же наверняка видит, что Этвард влюблен в нее. И что он, Радхаур, — нет. Она все поймет. Конечно, поймет. И это выход. Для него, Радхаура. Он вновь обретет свободу и долгожданный душевный покой. Он не рожден для любви, он — Наследник Алвисида…
Да, решено. Он сегодня же поговорит с Этвардом. Им нечего друг от друга скрывать они понимают с полуслова, они — всю жизнь вместе, названные братья, скованные клятвой у Озера Трех Дев. И это, пожалуй, будет даже благородно со стороны Радхаура. Очень благородно. Даже жертвенно. И он именно так и сделает.
Услышав легкие, почти беззвучные, шаги за спиной Радхаур не обернулся, продолжал смотреть на спокойно-зеленоватую гладь озера.
Марьян опустилась рядом с ним на песок и тоже стала смотреть на воду.
Радхаур молчал.
— Ты думаешь о ней, — вдруг сказала Марьян. — Она была очень красивая?
— Кто? — не понял рыцарь.
— Ну… она… Девушка из озера.
— Лорелла?
— Да.
— Красивая… — вздохнул Радхаур. — Только я сейчас думал не о ней. О тебе.
— Не правда, — чуть ли не со слезами сказала Марьян. — Ты все время думаешь о ней. Даже тогда, в Храме, когда любовью подарил мне красоту и счастье, ты думал о ней, о девушке из озера.