— Не сердись, Марьян, — пошел на попятную Этвард. — Я ведь и вправду тоже за него беспокоюсь. Мы с ним… как братья — с детства вместе. Просто я злюсь от того, что может ему сейчас угрожает смерть, а я сижу здесь и пью эль. Вон, Ламорак-то отправился в драконову страну.
— Он же не с ним, а сам по себе… А то, что Радхаур не взял с собой никого — он же объяснял…
— Объяснял… — вздохнул Этвард. — Но от этого не легче сидеть здесь сложа руки.
— Так вы же и не сидите… Четыре дня вас не было, я волновалась и за вас тоже… Кстати, расскажите о поездке.
— Да нечего особо рассказывать, — поморщился Этвард. — И погода — дрянь, и места глухие. До ближайшего замка почти два дня езды. И за все время ни единой деревушки или городка. Ни одного встречного всадника.
— Нас предупреждали, что места здесь глухие, — согласилась Марьян. И с с показным интересом спросила:
— А в замок вы заезжали?
— Мы хотели…
— И что?
— Ничего, — вздохнул Этвард. — Ворота на запоре, мост поднят, никто на зов не откликается. И вообще вид у замка такой, словно там давно все вымерли. Мы покричали-покричали… Потом Таулас предположил, что обитатели замка могли умереть от какой-нибудь жуткой болезни, вроде чумы, мы и поехали прочь от греха подальше. А потом на дорогу выскочил огромный олень, на рогах у него болталась мертвая змея. Таулас говорит, что это нехорошее предзнаменование. Ну, мы проехали еще с час. Ничего не случилось — впереди тот же лес. Мы повернули обратно… Я все думаю, что, может, это и вправду было предзнаменование? Ну, то, что олень со змеей — весть о Радхауре?
— С Радхауром все хорошо, — медленно произнесла Марьян.
Этвард плеснул в кубок еще эля и залпом выпил. Марьян молчала.
По-домашнему уютно плясали огоньки свечей, вырывая из мрака шатра задумчиво-загадочное, поистине прекрасное своей нездешней красотой лицо восточной принцессы.
Этвард смотрел на это лицо, на длинные ресницы, на лежавшие скрещенными на коленях маленькие изящные руки и чувствовал, что больше не в силах сдерживать себя, что сердце сейчас просто разорвется от волнения.
— Ты такая красивая, Марьян, — медленно выдохнул он. — Красивая… И умная… Я других таких не встречал и вряд ли встречу, хоть всю Тевтонию объеду, хоть весь мир… Я тебе этого не говорил никогда… Да и зачем слова? Ты же сама все видишь…
— Ваше величество…
— Нет, Марьян, я не могу больше держать это в себе. Не могу! Радхаур — мой брат, да! Названный брат, но нет для меня разницы. Я готов защищать его ценой жизни! Мы поклялись в том у озера Трех Дев. Да, я и не отрекаюсь от клятвы! Но я не обещал ему беречь для него то, что он сам не ценит! Да открой ты глаза, Марьян! Он не любит тебя, он тебя не замечает, он тяготится тобой! Зачем он полез за этим проклятым торсом Алвисида, навстречу смерти, вместо того, чтобы быть с тобой? Может, он уже мертв, а мы будем здесь торчать неизвестно сколько ожидая его. Он не думал о тебе, Марьян, он не думал ни о ком, кроме себя и своего этого распроклятого Алвисида!
— Почему ты говоришь о Радхауре в прошедшем времени, — прошептала Марьян. — Я знаю — он жив!
— Да откуда ты знаешь?! — вырвалось у Этварда. — Кто ты ему? Не жена — он не удосужился отвести тебя к алтарю, объявить тебя своей женой, хозяйкой замка. Да ведь слуги хихикают тебе в спину, как любовнице графа! Марьян, ты достойна большего! Забудь об Уррие, я готов сделать тебя королевой хоть завтра.
В волнении он встал, рука сжимала пустой кубок.
Марьян тоже встала.
— Я люблю Радхаура, — тихо и спокойно — но сколько силы было в этом спокойствии — произнесла она.
— Я тебе отвратителен? — словно от удара Этвард сделал шаг назад.
— Нет, вовсе нет, — неожиданно улыбнулась она и в улыбке этой не было ни тени презрения, легкомысленности — лишь искренняя дружелюбность. — Ты мне очень даже нравишься. Но я принадлежу Радхауру.
— Тому, кто не ценит то, что имеет, — с горечью произнес король. — Вы с ним даже не обручены — ни по нашим законам, ни по обычаем твоей страны. Ты для него — никто.
— Мы обручены смертью, — все так же спокойно вымолвила женщина. — Если он погибнет, мне тоже не жить. Он вырвал кинжал из моего сердца, и пока он жив — жива я. И мне не надо ничего другого.
То ли от выпитого эля, то ли от долго сдерживаемой страсти или простой усталости после нескольких дней, проведенных в седле, у Этварда начало мутиться в голове.
— Зачем? Зачем тебе Радхаур? — закричал он. — Даже если он не погибнет в этот раз, то рано или поздно отправиться невесть куда за следующей частью своего бога. И тебя не возьмет! Долгие дни ты будешь ждать его в Рэдвэлле, а он будет в чужих странах любить других красоток. Знаешь, сколько раз он уже влюблялся? Знаешь… Зачем тебе все это? Ведь ты же видишь — я принадлежу тебе, я люблю тебя, Марьян!
Этвард замолчал, роковые слова произнесены, нет путей для отступления — Радхаур обязательно узнает об этом от Марьян. Узнает, если он сейчас не дойдет до победы полной и окончательной, если не разрушит сейчас ее готовую рухнуть крепость безответной любви.
Он решительным ударом отбросил в сторону разделявший их, точно барьер, столик и обнял ее, прижал к себе.
— Я люблю тебя Марьян! И ты… ты будешь принадлежать мне!
Она резко отстранилась от него, от неожиданности он ослабил объятия. Она отскочила в сторону, в руке блеснул узкий кинжал — тот самый, которым она пронзила себе сердце в Храме Каменного Зверя.
— Этвард, ты признался в любви, а я говорю, что принадлежу только Радхауру, но ценю твои чувства. Давай остановимся на этом. Давай останемся друзьями.
— Марьян! — взмолился он. Встретившись в полумраке с ее сверкнувшим взглядом, он сделал шаг вперед. — Я не боюсь смерти! Лучше умереть от твоей руки, чем всю жизнь вот так вот страдать. Вонзи мне в грудь свой кинжал и закончим на этом!
— Не забывайте, ваше величество, вы — верховный король Британии, ваша жизнь вам не принадлежит, — спокойно произнесла Марьян, отступив к самой стене шатра. — А кинжал я вонжу в сердце себе, он уже был там однажды.
Этвард понял, что она говорит серьезно. Ему казалась, что голова сейчас лопнет от невозможности вместить все мысли, что сердце остановится, потому что не в состоянии биться так сильно.
Но она права, он — король. И не вправе забывать об этом.
— Хорошо, — глухо сказал Этвард. — Будем считать, что я ничего не говорил. Я больше не посмотрю в твою сторону, но я не смогу вырвать любовь из своего сердца… Останемся друзьями.
Он резко развернулся и выскочил из шатра.
Марьян медленно убрала кинжал и наклонилась поднять еще горевшую на земле свечу (вторая при падении потухла), чтобы пламя случайно не перекинулось на что-нибудь и шатер не запылал. Она права: не нужен ей никто, кроме Радхаура, как не нужна она была Этварду там, в Храме Каменного Зверя.
А Этвард чуть ли не бегом ворвался в свой шатер и свалился на кровать, впившись зубами в руку, чтобы не зарычать как дикий зверь.
Он лежал в темноте, пытаясь унять бешеную злобу и отчаянье, пытаясь успокоиться, пытаясь вызвать в памяти, чтобы затмить Марьян в своем сердце, образ той девушки из алголианского каталога, с которой в Бретани провел три ночи.
Ничего не получалось.
Даже не удавалось забыться сном усталости и безнадежности.
Наконец он принял решение и быстро встал, вышел из шатра. Он хотел найти служанку Марьян, любую — безразлично кого именно, хоть и ту, пожилую, — сказать ей:» Идем со мной!»и в ближайших кустах овладеть ею.
— …я ей и говорю: ты самая красивая в королевстве, а я — самый храбрый рыцарь, идем со мной! — донесся до него от костра, вокруг которого собрались за вечерним кубком эля воины, голос сэра Тауласа.
Этвард резко остановился. Постоял, успокаивая дыхание. Его поразило совпадение слов, что хотел сказать он сам, и тех, что сказал когда-то неизвестно какой красотке бывший отшельник.
Этвард стукнул кулаком о ладонь и повернул к костру.
Он — король, и должен помнить об этом всегда, Марьян права. И должен добиваться желаемого — если не возможен прямой штурм, то применительна долгая осада с хитроумными минами. А при осаде необходимы терпения и холодная голова.