Радхаур, даже не запыхавшись, выскочил на верхнюю площадку.
Она была большой. И не площадка под открытым небом, а просторное здание с хрустальными стенами, колоннами и потолком. Шагах в десяти от выхода на лестницу располагалось ложе из черного камня, на нем, на вышитом золотом покрывале, лежала женщина, усыпанная свежими цветами — розами и какими-то еще. А за ложем, у самой стены, просто на полу, красовался торс Алвисида; он был еще холодно-мраморным, но, почувствовав приближение Наследника, словно оживал — почти незаметные пока глазу цветовые волны пробежали по столетия спавшему волшебному камню.
Перед Радхауром стоял мускулистый воин с седыми волосами, но по лицу его больше сорока лет дать было невозможно. На воине была тонкая кольчуга и длинный белый плащ; в руках он держал довольно длинный — подлиннее Гурондоля — меч.
— А ты кто такой? — удивился Радхаур, сходя с волшебной лестницы. — Тебя я не убивал…
— Это я тебя убью, святотатец, посмевший потревожить покой богини, — сказал незнакомец занося меч для удара.
Радхаур мгновенно выхватил свой волшебный клинок. Он готов к бою, для этого и шел. И неважно, кто загораживает ему путь — седовласый, рыжебородый, высокий, низкий, могучий. Один ли, двое… Он пришел сюда победить. Или погибнуть. Правда в его руках.
То ли увиденные только что призраки повлияли на него, то ли чистый и уверенный взгляд черных глаз незнакомца, но Радхаур опустил меч и сказал:
— Прежде чем убить тебя или погибнуть самому, я хочу знать с кем я сражаюсь и в чем причина боя. Я — сэр Радхаур, Уррий Сидморт, граф Маридунский. Я пришел сюда по зову Алвисида.
— Мне неважно, зачем ты пришел — ты осквернил место, где почует великая богиня Моонлав. Ты умрешь! Но раз ты перед смертью хочешь знать, кто я, то скажу — я один из трех личных телохранителей богини. Нашему поселению скоро будет уже двести лет. После замечательной победы над проклятым временем Алвисидом, богиня Моонлав взяла шестнадцать преданных ей воинов с семьями и в одночасье перенесла их сюда, на эту окруженную пустыней гору. И легла почивать вечным сном. Мы, потомки тех воинов, обязаны охранять ее покой, который ты вознамерился нарушить! И ты умрешь! Ты достаточно узнал, чтобы погибнуть спокойно? Мое имя — старший хранитель Сладж. Лишь трое хранителей после магического посвящения могут войти сюда, чтобы по очереди круглосуточно защищать покой богини. Я счастлив, что ты пришел именно в мой пост, я наконец-то смогу показать преданность и мастерство!
Седовласый взмахнул мечом и нанес сокрушительный удар, от которого, впрочем, Радхаур легко уклонился. Второй удар Наследник Алвисида парировал с таким звоном, что подумал: несколько соприкосновений с Гурондолем и меч этого хранителя просто не выдержит.
— Я не хотел нарушать покой вашей богини, — сказал граф. — Я не знал о ней. Я заберу то, за чем пришел, и уйду.
— Ты умрешь! — нанося третий удар, выкрикнул Сладж. — Или с честью погибну я, но на мое место придут мои братья!
Радхауру совершенно неожиданно и некстати пришла в голову мысль, что если когда в жизни ему доведется еще раз подниматься по такой же лестнице, то лишний призрак — этого седовласого Сладжа — ничего не изменит.
И граф Маридунский нанес удар.
Хранитель покоя богини успел вовремя подставить меч, но волшебный клинок перерубил его словно тот был деревянным. Острие Гурондоля скользнуло по кольчуге, правда, растеряв уже всю силу.
Сладж отскочил недоуменно глядя на обрубок меча в руке — он явно не понимал, как так получилось.
«Вот и все, « — почему-то с тоской подумал Радхаур, занося меч для последнего удара.
— Что здесь происходит? — раздался позади властный женский голос.
Сладж резко упал на колени — Радхаур решил, что он собирается молить о пощаде, но седовласый смотрел куда-то ему за спину.
Граф обернулся. На хрустальном ложе сидела обнаженная женщина и смотрела на него.
Она не была юной, около тридцати-тридцати пяти лет, но ею невольно залюбовался бы любой мужчина — столь красива она была, столь естественна ее поза, столь прекрасно сколь же и порочно лицо в обрамлении тяжелой шапки темно-золотых волос, ниспадающих на плечи.
— Кто ты? — спросила она у Радхаура и усмехнулась:
— Можешь не отвечать, я сама догадалась, так ты похож на него. Что ж, я ждала твоего прихода.
— Она ждала его прихода! — вырвалось у седовласого Сладжа. — Сэр Радхаур, я достоин смерти за то, что пытался остановить вас. Конечно, вы прошли по лестнице Смерти, я должен был догадаться! Убейте меня, своим волшебным мечом, но выполните мою последнюю просьбу.
— Какую? — не отводя взгляда от женщины (богине надо смотреть только в глаза — подсказало ему его странное чувство) спросил Радхаур.
— Позвольте мне сообщить старейшинам, что великая богиня Моонлав проснулась от вековечного сна.
— Подойди ко мне, — вдруг приказала Моонлав, обернулась и потащила к себе вышитое золотом покрывало, на котором лежала; прекрасные розы, заботливо взращенные на этом оторванном от мира клочке земли, посыпались на каменный пол. Не глядя, она накинула покрывало на себя, придерживая рукой ткань на белом-белом плече. — Не ты, юноша, — добавила она, видев, что оба не сдвинулись с места. — Тот, кто меня охранял, подойди!
Сладж, не в силах вымолвить ни слова, подошел, встал на колени и склонил голову перед ожившей красавицей, которую за долгие часы караула наверняка рассмотрел во всех деталях, до самого пола.
— Кто сейчас старший у вас? — спросила она властным, не терпящим возражения тоном. — Прадлон? Он был самый юный из всех…
— Мудрый Прадлон умер сто сорок четыре года назад, великая Моонлав, — не поднимая головы, ответил хранитель.
Богиня хмыкнула.
— И сколько же я спала?
— Сто девяносто восемь лет и двести семьдесят три дня, великая Моонлав.
— Солнце заходит, — потеряв к стражнику всякий интерес, сказала Моонлав. — Это символично — все важные события происходят на закате… Ступай вниз и скажи своему вождю или старейшинам — кто там управляет в деревне? — что я жду вас на рассвете. До этого времени, чтобы меня не тревожили. Все, иди…
Радхаур с интересом посмотрел на седовласого — а как же он пришел сюда, если ему нельзя ступить на волшебную лестницу Смерти?
Согнувшись в поклоне, не поднимая глаз и не поворачиваясь к богине спиной, Сладж попятился к хрустальной стене, наощупь нашел ручку потайного выхода и вышел, плотно прикрыв дверь.
— А ты красивый, юноша, такой же, как был Алвисид, — сказала Моонлав, разглядывая Радхаура. — И, наверняка, такой же дурак.
— Не мне судить, — ответил Радхаур, размышляя как же взять наконец желанный торс, что так влечет его, и уйти отсюда в ночь — к утру доберется до раненого Ламорака. — Вы, наверное, не захотите отдавать мне торс Алвисида?
Гурондоль все еще был зажат в руке. Посмел бы он поднять меч на одну из пяти могущественных богов? Кто знает. Да и принесло бы это желаемый результат? Очень сомнительно. Но торс надо унести и он сделает все, что в его силах. Странно, но он не ощущал никакого трепета или страха перед легендарной своенравной богиней, ушедшей из мира почти двести лет назад, но не забытой — кто с благоговением, кто с ненавистью поминает ее имя.
В ответ на его вопрос Моонлав рассмеялась — звонко, по-девичьи. Рука перестала поддерживать золотистую ткань и та упала, обнажив несколько большую для ее фигуры, но безукоризненной формы грудь.
— Ты точно — дурак, — как-то совсем не обидно, как умеют только женщины, сказала Моонлав. — Зачем же мне препятствовать собственному освобождению? Я здесь — как птичка в клетке до тех пор, пока мертв Алвисид. Вот уж поистине — не рой другому яму… Тебя как зовут-то, Наследник Алана?
— Сэр Радхаур, Уррий Сидморт, граф Маридунский.
— Меч-то убери, не съем тебя, граф. Надо же — Сидморт. Столько лет прошло, а род сохранился… Могуч был сэр Алан, ничего не скажешь. Трахнемся?
— Что? — не понял Радхаур.
Женщина снова рассмеялась.
— Ты знаешь — кто я?