— Я прибыл сюда по особому фирману вашего государя, — сказал Радхаур.
Он пытался прочувствовать мысли неверных, но ему это не удалось — либо он устал за долгую дорогу, что маловероятно, либо мысли стражников были чересчур путаны и несвязны.
— По какому же делу тебя вызвала царица? — вдруг спросил шестой сарацин, в богатой пурпурной одежде, который только что подошел к воротам.
— Если ваша царица захочет объяснить вам дело, по которому я сюда прибыл, она сделает это, — надменно заявил благородный рыцарь.
К его удивлению, стражники грубо расхохотались, лица их были в этот момент отвратительны Радхауру.
— А он похож на самоубийцу, — надрывался от мелкого противного смеха первый стражник. — Царица будет довольна, ха-ха-ха…
Резко и грубо оборвал их смех человек в богатых одеждах, прокричав что-то, что Радхаур разобрать не сумел. Да его это не особо интересовало. Не пропустят по-хорошему — познакомятся с режущей кромкой его Гурондоля. Шесть человек — пустяк, даже размяться после утомительного пути не удастся как следует.
Однако его пропустили без эксцессов, содрав за въезд два дирхема, и Радхаур въехал в узкие извилистые улочки Шахрияра — он уже прочувствовал в голове одного из стражников название города.
Он услышал дребезжащие неприятные звуки труб и поморщился. Сарацины так зазывают в свои бани, по древнему обычаю открывающиеся на рассвете. В первое путешествия по Востоку Радхаур польстился на баню в персидском городе и ничего, кроме отвращения, она у него не вызвала.
Он вполне мог запутаться в этих грязных, кривых узких улочках, уныло однообразных во всех азиатских городах. Постепенно все больше прохожих попадалось ему навстречу, он слышал сдерживаемые, цедящиеся сквозь зубы проклятия, но уже не обращал на это никакого внимания. Зов Алвисида вел его к сердцу города.
Он не спеша объехал высокую стену из белого камня, окружающую дворец (или как называют местные жители — айван). Восьмая часть тела Алвисида находится во дворце — это Радхаур знал совершенно точно.
Увидев уличную птаху, беспечно щебечущую на пыльной мостовой, Радхаур завладел ее сознанием и заставил полететь внутрь огромного дворца. Он не любил пользоваться свойствами Алвисида, но нужда сильнее зазора.
С трудом разобравшись в лабиринтах темных коридоров, он, в конце концов, нашел искомое.
Радхаур прочувствовал, что восьмая часть Алвисида бережно хранится в личных покоях царицы, и с привычной обреченностью понял, что опять придется сражаться за обладание необходимым.
Он заставил пичугу лететь под потолком в поисках нынешней владелицы детородных членов заколдованного сына бога.
Царица присутствовала на диване — так, кажется, называется у сарацин совет высших сановников.
Дельарам была поразительно стройна. Восточный наряд был ей очень к лицу. Желтый шелковый тюрбан удивительно гармонировал со смуглым оттенком ее кожи. Глаза блестели, как два горных озера, тонкие брови выгибались горделивыми дугами, белые зубы сверкали как жемчуг, а густые черные косы рассыпались по груди и плечам, прикрытым длинной симаррой из синего персидского шелка с вытканными по нему золотыми цветами. Ее платье было застегнуто жемчужными запонками; три верхние расстегнуты — день жаркий. На открытой шее было видно ослепительно переливающееся в лучах солнца золотое ожерелье с бриллиантовыми подвесками удивительной красоты. Страусовое перо, прикрепленное к тюрбану изумрудным аграфом, также сразу бросалось в глаза.
Царица была безусловно хороша.
Полная противоположность принцессе Рогнеде, подкупающей своей скромностью и сдержанной красотой, эта восточная красавица воплощала в себе страсть и вожделение. Она явно знала себе цену.
Радхаур заставил птаху примоститься под потолком великолепного зала.
Перед царицей стоял на коленях старик с длинной седой козлиной бородой, в странного покроя черном с золотыми и серебряными звездами халате, в чалме с подвернутым концом. Он говорил:
— …и звезда Альк-кальб совместилась с планетой Бехрам, что в совокупности, о светлейшая, означает для вас опасность погибнуть от сердечной раны. Вам следует, о солнцеподобная, остерегаться…
— Ты говорил это нам и месяц назад, — раздраженно оборвала его царица. — Но, как видишь, мы в добром здравии!
— Но, Богоподобная…
— У нас много дел, эфенди Аль-Халиб. Предоставим слово Дамильбеку…
Радхауру стало неинтересно, план действий созревал в его голове. По дороге ко дворцу он прочувствовал мысли многих горожан и был прекрасно осведомлен о наклонностях царственной красавицы.
Птаха вспорхнула со своего временного насеста и полетела прочь.
В это мгновение кто-то кольнул Радхаура в бок копьем. Радхаур перестал контролировать пичугу.
Ее собственное сознание не успело управиться с телом, и птица с размаху врезалась в каменную стену и упала бездыханная. Радхаур отметил это краем сознания и подосадовал о невинной жертве.
Он полностью переключился на окружающую его обстановку.
Разъяренный стражник заносил копье для удара.
— Замышляешь против нашей царицы, грязный франк! — услышал Радхаур.
В тот же момент Гурондоль покинул ножны, и стражник, не успев завершить свое смертоносное движение копьем, получил сокрушительный удар по шлему. Острейшее лезвие как сквозь мед прошло через тело, остановившись на уровне пупка. Брызги багровой крови попали Радхауру на лицо.
Он брезгливо вытер щеку рукавом.
Надо немедленно убираться отсюда, пока не подоспели товарищи погибшего стражника. Радхаур узнал все, что было необходимо, а для выполнения созревшего плана он все равно должен был покинуть город. Ибо одна только мысль о местных банях приводила его в ужас и вызывала непреодолимую тошноту.
Беспрепятственно миновав городские ворота, Радхаур через три часа достиг берега быстрой горной реки. Свернув с дороги, он удалился подальше от нее вглубь труднопроходимого буйного кустарника.
Подкрепившись скудными остатками черствых лепешек, купленных в небольшом городке, он расседлал Лореллера и завел его в стремительно текущие воды.
Он долго и заботливо соскребал многодневную грязь с туловища верного бессловесного друга, потом так же долго и заботливо расчесывал специальным костяным гребнем его замечательную белую гриву. Затем отремонтировал упряжь.
И только после этого обратил внимание на себя.
Скинув с облегчением пропотелую грязную одежду, он с наслаждением вошел в холодную чистую воду.
Зная, что от этого может зависеть его жизнь, он мылся не спеша и тщательно. Затем развязал дорожный мешок и разложил на земле свое парадное платье, одевать которое с самого начала похода ему не доводилось. Он придирчиво осмотрел его и остался удовлетворен.
Воткнув в землю Гурондоль, он встал перед ним на колени и, глядя в отполированное лезвие, тщательно побрился. Затем хотел натереть себя остатками мускусного масла, но решил, что от мужчины должно пахнуть потом и силой, а благовоний во дворце и так достаточно.
Он догадывался, что строптивую царицу можно покорить только грубым напором и мощью.
Затем растянулся на прохладной земле и крепко заснул.
Спрятав верного Лореллера в зарослях неподалеку от ворот, он уверенно вошел в город. Радхаур не беспокоился за своего коня — верный друг не подведет и в обиду себя не даст.
Трудно было узнать в этом стройном, богато и изысканно одетом европейце, вошедшем в Шахрияр вместе с купеческом караваном, утреннего бродягу с грязной тряпкой на голове.
Устояв перед искушением поесть в харчевне или чайхане, которыми изобиловали улочки Шахрияра, он прямо прошел ко дворцу царицы.
Радхаур нежно поцеловал надетый на мизинец перстень Рогнеды и подошел к стражнику, охранявшему ворота дворца.
— Передай своему начальнику, что бриттский рыцарь Уррий Сидморт, граф Маридунский, сэр Радхаур прослышал об удивительной красоте вашей царицы Дельарам и покорно просит ее руки, преодолев ради этого огромное расстояние и претерпев немалые лишения.