На сделующий день, следуя указанию Одиссея, братья поили Ифигению отваром. Сам царь Итаки заходил два раза, проведать больную. К вечеру наступило улучшение. Она просто спала, перестав метаться в бреду.
А на следующий день, с утра, она распахнула глаза и вполне осмысленно произнесла:
— Эй! Накормит меня кто-нибудь? Так и помереть недолго!
Патрокл с радостным криком бросился к девушке.
— Иф! Ты очнулась! Наконец то!
Он сжал её в крапких объятиях.
— Отпусти… Задушишь! — пробормотала она.
— Ой, прости, — юноша ослабил хватку.
Ахилл, пересилив желание тоже её обнять, принял безучастный вид.
Через какое-то время пришёл Одиссей. Он был несказанно рад улучшению, но сказал, что ещё какое-то время Ифигении нужно полежать, так как она ещё очень слаба.
— Спасибо! — сказала ему девушка.
— Не за что, — улыбнулся он, — только обещай больше не попадать в такие ситуации. Иначе, мы тут все с ума сойдём! — усмехнулся мужчина.
— Хорошо, — кивнула она, — постараюсь.
— Она и так всех нас доведёт! — мрачно пробурчал Ахиллес.
Но никто не обратил на него внимания. С Одиссеем они так и не помирились. Последний ушёл уже ближе к вечеру.
***
Через несколько дней Ифигения совсем окрепла. Наступило небольшое потепление. Устав тесниться, Патрокл вновь перебрался к себе в палатку.
Ахилл по пол дня пропадал неизвестно где. Пару раз он брал лук и шёл за какой-нибудь дичью.
Ифигения не могла понять, почему он такой мрачный и почему не желает примириться с Одиссеем, ведь он им помог.
В один из вечеров, когда они сидели перед очагом, Иф нарушила молчание и спросила:
— Скажи мне, почему ты не желаешь помириться с Одиссеем?
Ахиллес удивлённо посмотрел на неё.
— А разве должен?
— Но ведь он помог… Со мной…
— А до этого хотел сдать Агамемнону.
— Неужели ты думаешь, что он сделал бы это?
— Кто знает. И важно даже не это, а то, что это был подлый шантаж! — на лице молодого человека отразилось презрение.
— Но ведь у него не было другого выхода! — воскликнула девушка, — ты ведь не желаешь помогать!
— Не пойму, в твоих словах укор, хотя, как ты говорила ранее, ты не желаешь, чтобы мы взяли Трою.
— Ты не принимаешь участия в битвах, из-за этого воины теряют надежду, армия теряет силу, погибает множество греков.
— Зато, если я буду воевать, погибнет множество Троянцев.
— Но ведь заставляет бездействовать тебя не это…
— Не пойму, укоряя меня, к чему ты клонишь?
— А я и не укоряю.
— Так к чему тогда все эти речи? И чья смерть для тебя хуже, греков или троянцев?
— Для меня их не существует. Существуют только люди, у которых есть право жить, есть семьи, счастье, любовь… Но они лишаются всего этого!
— При любом варианте моих действий я буду в этом виноват. Не находишь?
Она промолчала. Иф сама не знала, к чему завела разговор. Ведь он был прав.
Война… Этот адский механизм запущен уже давно. Его не остановить. А ей ведь небезразличны и та, и другая сторона. А он, который когда-то казался всемогущим, сейчас, если бы даже и захотел, не смог бы сделать ровным счётом ничего.
— А ты жалеешь о каждой унесённой жизни? — неожиданно спросил Ахилл.
— А ты нет? — в упор посмотрела на него Ифигения.
— Мне всё равно, — холодно и отстранённо ответил он.
— Неправда! Ахилл, которого я знала, был добр и милосерден!
— Того мальчишки больше нет.
— Куда же он делся? — прошептала девушка и коснулась его щеки, — скажи, что тебя таким сделало?
— Когда видел столько смерти и жестокости, немудрено и душу потерять. К тому же, пять лет прошло! Люди меняются, юнцы взраслеют, — воин посмотрел на девушку и ему захотелось добавить:«Только ты не меняешься», но просто промолчал.
— Но ведь есть что-то ещё… Почему ты столь безразличен ко всему? Почему смерть для тебя не представляется чем-то серьёзным? И почему ты так жесток, отстранён и хладнокровен?
— Потому что я видел смерть, потому что она и так отобрала у меня всё, что могла. Теперь уже нечего бояться… — прошептал молодой человек.
— Расскажи мне всё, — тихо попросила девушка.
— К чему? Ты юна, жизнерадостна. Зачем тебе знать о боли, о страданиях?
— Я просто хочу знать. И хочу, чтобы твоя боль отошла. Если расскажешь, станет легче.
— Не станет.
— Но я прошу тебя!
— Ладно… — сам не зная почему, согласился он, — я расскажу тебе всё.
Глава 12. Любовь или слава? (Часть 1)
3 года назад.
Ахилл вошёл в шатёр и задорно оглядел всех собравшихся.
— Ну что? — усмехнулся он, — друзья мои, мы ведь славно сегодня повоевали?
— О да! — воскликнул улыбающийся мужчина, который встал со скамьи и подошёл к юноше, — а ты, — продолжил он, — отличился, пожалуй, больше всех.
Сын Пелея улыбнулся.
— Одиссей, спасибо тебе за твои слова!
— Не стоит благодарностей, ибо я говорю лишь истину!
Со стороны остальных мужчин послышались возгласы одобрения.
— Молодец, Ахилл! — пробасил высокий мужчина, похлопывая юношу по плечу, — давненько таких доблестных воинов мне не приходилось видеть.
За этой последовали и прочие похвалы.
Наконец, Ахиллес подошёл к столу, наполнил кубок, поднял его и заговорил:
— Друзья мои, благодарю вас за вашу щедрость на комплименты! Я рад, что вы все мои соратники, товарищи по оружию. Сегодня все вы были великолепны в бою.
Пускай же так будет всегда и как можно скорее принесёт нам величайшую победу в истории Греции! Я поднимаю этот кубок за всю нашу армию!
И залпом опрокинул содержимое.
— А тебе лишь бы выпить! — проворчал Одиссей.
— Вино делает нашу жизнь ярче и насыщеннее! — рассмеялся Ахиллес.
— Ага, в особенности нашу, когда ты переусердствуешь с ним! — саркастично подметил мужчина, — вот моя жена обычно говорит…
Вокруг раздались протестующие крики.
— Опять ты начинаешь… — вздохнул коренастый пепельноволосый воин лет тридцати, — давайте сейчас не будем вспоминать о недовольных жёнах!
— Верно подмечено, Паламед! — усмехнулся сын Пелея, — уж в чём плюс войны — так это возможность отдохнуть от всего этого!
Все расхохотались.
Потом рабы внесли кушанья. Вообще, в военном лагере еды было не слишком много, но по случаю пира, в честь столь удачного сражения, решили не скупиться на угощение. В шатре собрались основные цари, военачальники и прочие лица, занимавшие достаточно высокое положение.
— А что де Агамемнон не явился? — язвительно поинтересовался Ахилл, садясь за стол.
— Ты же знаешь… — вздохнул Патрокл, который тоже был тут, рядом с братом.
— Ах, да! Зависть, гордость и упрямство. Он ведь, кажется, сам не принимал участия в сражении?
Сидящие рядом отрицательно помотали головами.
Все принялись за угощение. Вино расслабляюще подействовало на воинов и вскоре шатёр уже наполнился разными голосами, криками, песнями.
***
Возвращался в свою палатку сын Пелея уже далеко за полночь. В темноте он мог ориентироваться без труда и вскоре нашёл цель, прямиком направляясь к ней. Вдруг, кто-то нагнал его и окликнул:
— Ахилл!
Юноша обернулся.
— А, это ты Диомед! — перед ним стоял темноволосый высокий, чуть худощавый мужчина, — что такое?
— Сегодня ведь проходил раздел добычи. Тебя на нём не было.
— Да. Я тогда ещё не успел вернуться.
— Так вот, твоя часть находится в твоей палатке.
— Хорошо. Спасибо.
— Помимо золота там есть кое-что ещё, очень занятное! — Диомед хитро подмигнул юноше.
— Вот как? — протянул тот, — ну что ж, пойду посмотрю.
Когда Ахилл вошёл в палатку, первым, что бросилось ему в глаза, была девушка, за руки привязанная к столбу. Кажется, она спала. «Так вот о чём говорил Диомед!» — подумалось молодому воину. Он подошёл к незнакомке, посмотрел на неё и застыл. Она была божественна. Идеальные черты, белая кожа, чёрные длинные ресницы. Прекрасное лицо обрамляли пушистые тёмные, цвета вороного крыла. Казалось, что девушка — высеченное из мрамора изображение какой-нибудь богини, настолько она казалась красивой и нереальной. Неужели, теперь она принадлежит ему?
Ахиллес осторожно тронул её за плечо, будто бы боясь, что она проснётся. Красавица распахнула свои чёрные очи, в которых тут же отразился страх. Она попыталась отшатнуться, но привязанные руки мешали её движениям.