Рут Харрис
Любовь сквозь годы
Посвящается Майклу Харрису
Часть первая
СЕМИДЕСЯТЫЕ
МУЖЧИНЫ И ЖЕНЩИНЫ: игры, в которые они играют
Барбара Розер пользовалась своей собственной теорией: в ту минуту, когда вы переступаете порог, вы уже многое можете сказать об управляющем фирмой. И не имеет значения, что это за фирма – компания Ай-Би-Эм или лавочка «Ремонт телевизоров Сэмми». И неважно, кто этот человек – известный всем Томас Б. Уотсон или просто мистер Сэмми. Принцип везде один и тот же: офис как лакмусовая бумажка – показывает, кто его хозяин.
Стоял август 1971 года. Барбара вошла в приемную компании «Альфа рекордс», чтобы встретиться с ее президентом Натом Баумом. Сама Барбара Розер была ни больше ни меньше как вице-президент издательства «Джаред и Сполин» и приехала, чтобы обсудить детали совместной программы рекламы и сбыта, которую она разработала с благословения своего руководства. Пока Барбара ждала секретаршу, которая проводила бы ее в кабинет мистера Баума, она внимательно изучала приемную, пытаясь по ее обстановке понять, с кем ей предстоит иметь дело.
Обтянутый лайкой диван – просто шик, стол из стекла и металла стоил на вид уйму денег, а на полу – шестиугольный серый с темно-синим ковер, и не подделка с распродажи, а настоящий.
Ну что же, для начала не так уж плохо. У Ната Баума со вкусом все в порядке, к тому же он отнюдь не бедствует.
С другой стороны, ее взору предстала старая картонная коробка с кипой старых бумаг, сиротливая рождественская елка из пластмассы, которую небрежно прислонили к подлокотнику дивана, и толстый слой пыли на стеклянной столешнице умопомрачительно дорогого стола – тряпки он не знал с тех пор, как его поставили в приемной.
Роскошь и неряшливость одновременно – такое сочетание дразнило воображение Барбары. Может быть, мистер Баум из тех, кто презирает обыденные мелочи? А что, если это говорит о чем-нибудь ином, например о дурном характере?
Барбара отдавала себе отчет в том, что придает слишком большое значение подобным пустякам, но ей нравилось извлекать максимум возможного из всего, даже из пятиминутного ожидания в приемной. «Живем один раз, – говорила она, – и надо все пройти до конца, даже если иногда заходишь слишком далеко, а потом расплачиваешься головной болью».
– Мисс Розер? – Молоденькая секретарша бесшумно возникла в дверях приемной.
– Миссис Розер, – поправила ее Барбара, хотя она сама уже не раз подумывала вернуться к девичьей фамилии и называться «мисс».
– Нат сейчас вас примет.
Барбара последовала за девушкой по лабиринту коридоров к кабинету Ната Баума. Сейчас она узнает о нем побольше. Приемная, пожалуй, выглядит чересчур претенциозно. Может, вся ее теория рассчитана на дураков, а может, для Ната Баума надо искать другую лакмусовую бумажку.
Кабинет Ната Баума помещался в большой угловой комнате, выкрашенной в пепельно-серый цвет. Письменный стол заменяла пара журнальных столиков, вдоль всей стены располагался диван с плюшевой обивкой. Завершали картину несколько дорогих хромированных стульев и серый, в тон стенам, ковер на весь пол. Создавалось ощущение, что вы в материнской утробе.
– Нат, – сказала секретарша, – это миссис Розер.
Барбара успела разглядеть его раньше, чем он ее. Нат Баум восседал на диване и просматривал эскизы для обложки. «Возраст подходящий, – подумала Барбара, – около пятидесяти». Самой ей было тридцать четыре. Недурен собой, с несходящим загаром на лице, который делал заметнее морщинки у глаз. Но от этого он становился еще привлекательнее. Тело как у теннисиста в лучшей форме, к тому же рубашки покупает у Сен-Лорана.
– Здравствуйте, – сказал он. – Проходите, присаживайтесь.
– Здравствуйте, мистер Баум, – ответила Барбара.
– Только не мистер и только не Баум, – поспешно возразил он. – Все зовут меня просто Нат.
– Я заметила, – не смутилась Барбара и намеренно уселась на сверкающий хромом стул. Ей не хотелось сидеть рядом с ним, хотя диван был бы удобнее.
– Это Эд Вэллет. – Нат Баум представил ей молодого человека с эскизами в руках. – Наш художественный директор.
На Эде были расклешенные джинсы в обтяжку, дымчатые «дедушкины» очки и расстегнутая до пояса рубаха. Барбара видела много художественных директоров, и все они были на одно лицо.
– Я догадалась. – Барбара дала Нату Бауму понять, что она тоже не лыком шита. – Здравствуйте, Эд.
Эд кивнул в ответ.
– Как вам это? – Нат Баум протянул ей два эскиза, нарочно коснувшись ее руки своей. Барбара взглянула на фотографии: они предназначались для альбома «Йога для вас». На одной девица в трико сидела в позе лотоса, на другой тощая модель в бикини томно закатывала глаза и улыбалась.
– Никак, – ответила Барбара и положила эскизы на пепельную поверхность стола, умышленно не вернув их в руки Ната Баума. Он затеял игру, правила которой ей были слишком хорошо знакомы. Впрочем, он сам уже это почувствовал. Теперь оба они хотели выжать из игры как можно больше развлечения.
– У вас нет никакого мнения? – притворно изумился Нат Баум.
– Совершенно никакого.
У Барбары действительно не было совершенно никакого мнения по поводу этих эскизов. Пусть Нат Баум сам поломает голову. У нее даже не было никакого мнения по поводу самого Ната Баума, за исключением того, что он весьма привлекателен. Но какое ей до этого дело – он наверняка женат. Все мужчины Нью-Йорка, которые хоть чего-то стоили, которые имели деньги, власть и обаяние, – все они до одного были женаты. Просто ужас!
– У вас нет мнения! – повторил Нат Баум. – В таком случае вы уволены.
– Я не работаю у вас, – возразила Барбара. – Я неприкосновенна.
Она хотела сказать, что для него она неприкосновенна. Он понял это, как, впрочем, и то, что это неправда.
Эд Вэллет продолжал стоять возле своего шефа. Он слышал их разговор и понимал все его оттенки. Ему уже не раз приходилось видеть, как Нат Баум знакомится с хорошенькими женщинами, и всякий раз хорошенькие женщины старательно подыгрывали ему. Эда это не касалось. Он мечтал, чтобы Нат поскорее закончил всю эту чепуху и решил, что делать с обложкой.
– Принять позу лотоса равносильно самоубийству, – сказал Нат. – Пожалуй, женщины не клюнут на такую обложку.
– Надо же нам хотя бы чем-то отличаться от конкурентов, – заметил Эд, подразумевая, что на всех, без исключения, обложках журналов красовались стройные девицы в бикини и с блаженными улыбками на лице.
Нат бросил еще один беглый взгляд на эскизы и пожал плечами:
– Выбери сам, что лучше пойдет, – и протянул их Эду.
Барбара поняла – он хотел показать ей, что в своей фирме он хозяин. «Что же, он прав, – подумала Барбара, – кто платит, тот и заказывает музыку. Правила игры он, похоже, знает назубок и играет в нее мастерски». Но и она будет ему достойным соперником.
В «Джаред и Сполин», одном из крупнейших издательств Америки, Барбара Розер занимала должность директора отдела рекламы и сбыта и была вице-президентом компании. Ей понадобилось одиннадцать лет, чтобы стать тем, кем она стала. Ее вполне устраивали ее положение и ее заработок. И все же она никогда сознательно не стремилась к тому, что получила.
Барбара росла в пятидесятые годы и прилежно выполняла все, что диктовало ей время: вышла замуж в двадцать лет, родила двоих детей – девочку и мальчика, развелась с мужем, сделала карьеру и добилась сексуальной свободы. И все в должной последовательности.
В противоположность «благородному» происхождению Барбары – ее родители были стопроцентные англосаксы и протестанты, – Нат Баум был выходцем из еврейских низов. Но он тоже сделал все, что полагалось: начал с того, что женился на дочери состоятельного человека, потом открыл свое дело в сороковых годах и стал выпускать пластинки с записями джаза и свинга. Затем наступил век рока, фирму Ната Баума прижали крупные конкуренты, и он перешел на пластинки с записями уроков аутотренинга. «Альфа рекордс» сулила здоровье, счастье и благополучие. Ее продукция становилась разнообразнее; появились диски типа «Как стать стройной при помощи самовнушения», «Как утроить ваш капитал», «Как бросить курить за тридцать дней», «Сексуальная зарядка для чувственной женщины». Реклама «Альфы рекордс» замелькала на страницах самых ходовых женских журналов. Дела шли в гору, и вскоре Нат Баум перешел на издание книг. Теперь он ворочал не одним миллионом. У него была дочь, которую он обожал, и у него было столько денег, что он мог бы уйти на покой и не бедствовать. От тесной квартирки в паршивом доме, в которой он вырос, остались лишь смутные воспоминания.