– Состояние вашего отца составляет в целом полтора миллиона долларов. Каждый из вас получает половину. За вычетом налогов, конечно.
Никто не издал ни звука. Они сидели за кухонным столом в старомодной комнате и смотрели друг на друга. Похоже, что Эд Зето ждал какой-то реакции с их стороны. Но никакой реакции не было. И Барбара и Дик были ошарашены сверх всякой меры – и размером состояния, и тем, что оно было разделено между ними поровну. У Барбары в голове вертелась одна мысль: «я богата».
И как следствие этой мысли была еще одна, которую она безуспешно пыталась отогнать: «я богата – и я свободна».
– Что ты собираешься делать со своими деньгами? – спросил Дик, когда они вернулись в Нью-Йорк. С той минуты, как Эд Зето объявил им о завещании, он злился на Барбару. Она не могла понять, почему: может, потому что его отец так же любил Барбару, как и своего собственного сына? Или потому, что теперь она была совершенно независима?
– Не знаю, – ответила Барбара. – Сначала положу в банк, пока не привыкну. Может быть, потом когда-нибудь решу, что с ними делать. А ты что сделаешь со своими?
– Оставлю в банке на счету. Ты знаешь, деньги меня не больно волнуют. На все, что мне нужно, мне и так хватает.
Никто из них не заметил, что они говорят о деньгах «мои» и «я». Ни один из них не произнес «наши» и «мы».
Это было в октябре 1966 года. Нед Джаред закрыл двери своей конторы.
– Я хочу рассказать вам кое-что о себе, – начал он. – Ведь вы уже несколько месяцев работаете у меня.
Он признавал, что Барбара фактически руководит отделом, и ей это понравилось. Официально ничего по этому поводу не говорилось, но неофициально и в самой компании, и вне ее признавалось, что отделом рекламы и сбыта в компании «Дж. и С.» руководит Барбара Розер.
– Я астматик, – сказал Нед Джаред. – С самого детства. Это неизлечимо, но состояние облегчается лекарствами и психотерапией. Каждый день в одиннадцать тридцать я отправляюсь к своему психоаналитику. Если я не возвращаюсь, это означает, что у меня был приступ. Я не могу дышать. Мне необходим укол и больница со специальной палатой, наполненной стерильным воздухом.
– Мне очень жаль, – сказала Барбара, – я этого не знала.
– Я знаю, что обо мне ходят всевозможные слухи, – продолжал Нед.
– Я ничего такого не слышала, – ответила Барбара, хотя она слышала, что он алкоголик, гомосексуалист, наркоман. Еще что он любит сексуальные игры втроем, одевается в женское платье и что его видели шатающимся вокруг мужского туалета в «Гран-Сентрал» в ожидании чего-нибудь интересненького.
– Но я здесь не для того, чтобы рассказывать вам о своих проблемах. Я хочу вам сказать, что ценю вашу предприимчивость, и уже сказал президенту компании, что вы заслуживаете повышения.
Барбаре хотелось спросить, что же ответил Леон Крэват, но она побоялась показаться чересчур настырной и честолюбивой. Она никогда не встречалась с Леоном Крэватом, хотя и сталкивалась с ним пару раз в лифте. Его офис был этажом выше. Выглядел он, по мнению Барбары, точь-в-точь как граф Виндзорский – маленький, безупречно прилизанный и какой-то хилый.
– Он сказал, что о вашей работе ему упоминали несколько авторов и что он доволен тем, как «Дж. и С.» набирает популярность.
Барбара не сумела сдержать горделивую улыбку. Она действительно заслужила похвалу.
– Он не сказал вам, когда я стану вице-президентом? – Барбара задала свой вопрос в шутку, в надежде обойти острые углы.
– Он сказал, что вы получите все, что заслуживаете. Я вовсе не удивлюсь, если через несколько лет, когда я уйду на пенсию, вы займете мое кресло. – Нед вышел из-за стола, подошел к Барбаре и похлопал ее по плечу. – Он просил не говорить вам, но я не смог сдержаться. Пусть это будет наш с вами секрет.
– Наш с вами секрет, – повторила Барбара и приложила указательный палец правой руки к сердцу, скрепляя договор.
Таким образом, секретов, которыми обладала Барбара, становилось все больше. Секрет Юджина давал ей ощущение власти. Секрет Неда делал ее неуязвимой.
Спустя несколько недель Дик Розер спросил, усаживаясь за накрытый для ужина стол:
– Ну, дети, что вы скажете насчет плавания круглый год?
– У-у! – сказал Кристиан, который прошлым летом в лагере выиграл первое место по плаванию.
– А волны большие? – спросила Аннетт, консерватор по природе.
– Что ты хочешь этим сказать– плавание круглый год? – Барбара вышла из себя. О чем он говорит? И почему без предупреждения сразу выкладывать это детям? Не мог же он купить какой-нибудь ужасный дом в отвратительном пригороде, не поставив ее в известность? Дом с бассейном, на деньги, которые остались от отца?
– Как ты думаешь, дорогая? – По его тону было ясно, что он боится ее. Вот почему он выложил все сразу детям. Дик готов был на что угодно, лишь бы избежать ссоры, и Барбара презирала его за трусость.
– Я ничего не думаю, – сказала Барбара
– Правильно, – ответил Дик, почти что вздохнув с облегчением. – Я сам только сегодня узнал. Мы получили контракт. Будем разрабатывать новую гидравлику для всего ядерного флота. Дело в том, что нам надо перебираться в Пенсаколу. К началу следующей недели я должен быть там.
Барбара только пристально посмотрела на него.
Ему ничего не оставалось, как продолжать:
– Нам придется забрать детей из школы, а квартиру сдать. Ведь у нас в договоре есть пункт о субаренде, да? Спешки никакой нет. Ты можешь дождаться января, начала новой учебной четверти. «Маклафлин» приготовила нам дом, так что надо будет только сложить вещи.
– А у меня будет трамплин для прыжков в воду? Я хочу научиться делать сальто назад, – сказал Кристиан.
– Помолчи, – сказала Барбара. Она не знала, с чего начать. – А как же с моей работой? А дети? – В голове у нее пронеслись молнией Юджин Стэннет, Нед Джаред и Леон Крэват. – И вообще, что будет с моей жизнью, черт возьми!
Аннетт заплакала. Она никогда не слышала, чтобы мама кричала на отца.
– Тебе не придется работать, – сказал Дик. – Денег у нас полно.
Аннетт горько рыдала, зарывшись лицом в плечо Барбары.
– Дело не в деньгах. – Барбара просто не знала, как говорить с Диком. Для него не существовало ни ее жизни, ни ее самой. Если ты для кого-то пустое место, как ты можешь его в чем-нибудь убедить?
– Тебе будет интересно. Погода там прекрасная. Там много жен из «Маклафлин»…
– Жены из «Маклафлин» до сих пор завивают волосы на папильотках. А я хожу в лучший парикмахерский салон. Как ты не понимаешь? Между моей жизнью и их – миллион световых лет. – Она хотела сказать, что миллион световых лет между ее жизнью и жизнью Дика, но этого она не могла сказать. Она не могла признаться в этом даже себе самой. Пока – не могла.
– Успокойся, мамочка… – всхлипывала Аннетт.
Барбара поцеловала Аннетт в шею, ощущая мягкость и упругость ее кожи.
– Но ты ведь попробуешь, правда, дорогая? Это так много значит для меня.
У Барбары не хватило духу отказать ему, и она сказала, что да, она постарается. Она приедет в Пенсаколу с детьми на рождественские каникулы.
Вечером, когда они легли спать, Дик обнял Барбару.
– Я люблю тебя, ты это знаешь. Я люблю тебя больше всего на свете, – сказал он.
– Я знаю, – ответила Барбара. Линии их жизни все больше расходились, помимо их воли. Волна любви и нежности к Дику переполнила Барбару. Он уже много лет ее муж, и он был хорошим мужем, верным и преданным. Его ценят на работе. И он сделает для нее все, что в его власти. Беда в том, что сама его власть, как и всякая другая, весьма ограничена. Тронутая захлестнувшей ее тоской по всему, что, она знала, было обречено. Барбара взяла инициативу в свои руки и предалась любви.
В служебной переписке между отделами компании появилась, как говорила Барбара, «Высочайшая повестка». Семнадцатого ноября Леон Крэват приглашал ее составить ему компанию во время обеда. В час дня. «Итальянский павильон».
Барбара сделала вид, что она нисколько не взволнована, позвонила своему приятелю в «Лайф» и попросила сделать для нее ксерокопию их досье на Леона Крэвата. На следующее утро посыльный доставил документ «Кто есть кто в американском бизнесе», из которого Барбара почерпнула сведения о профессиональном пути Леона, а также узнала что Леон Крэват женат, имеет двоих детей и живет в Ойстер-Бей на Лонг-Айленде. У него нет хобби и каких-либо посторонних увлечений.