Арендная плата предусматривала использование двух автомобилей: веселый полосатый джип и «роллс-ройс» шоколадного цвета. Была еще лодка с парусом, моторная яхта с рыболовными снастями для глубоких вод, водные лыжи, теннисный корт, кегельбан, лодочный домик со всевозможным рыбацким снаряжением и даже небольшая асфальтированная взлетно-посадочная полоса.
Это был земной рай, но Нат и Барбара не воспользовались ничем. Всю неделю они провели в постели.
Они занимались любовью всеми испытанными прежде способами и несколькими новыми, которых они до того не пробовали. Они чередовали оральный, анальный и вагинальный варианты. Они делали это на кровати и рядом с кроватью, стоя, и лежа, и сидя. В вертикальном и горизонтальном положении, на левом боку и на правом. И если бы в доме были люстры, они занялись бы любовью, качаясь на них.
На еду и питье они не тратили времени, хотя иногда призывали дворецкого и заказывали ромовый пунш. Дворецкий впервые видел таких непритязательных клиентов.
И когда в воскресенье днем они оторвались друг от друга, оба не могли поверить, что пролетела уже целая неделя. Барбару ожидал самолет обратно в Нью-Йорк, а Нат должен был лететь позднее рейсом в Майами на встречу с распространителями грампластинок. Они попрощались и поцеловались, и Барбара зашагала было к выходу «Пан Америкэн», где на летном поле уже стоял самолет. Голос Ната она услышала прежде, чем почувствовала его прикосновение:
– Барбара!
Она замерла на месте. Неужели он придумал, как растянуть эту божественную неделю на две?
– Ты выйдешь за меня замуж?
Она была уверена, что ослышалась.
– Я спрашиваю, ты выйдешь за меня замуж? Я серьезно.
Громкоговоритель объявил окончание посадки на рейс.
– Я понимаю, что ты серьезно.
Не дав ему ответить, Барбара прошла через ворота на поле. Она не помнила, как поднялась на борт, как пристегнула ремни, как позднее приземлилась, прошла через таможню, вернулась на Манхэттен и поднялась в свою квартиру.
Как бы она хотела сейчас умереть. Нет. Как бы она хотела, чтобы он умер.
Черт бы его побрал! Так нечестно, думала Барбара. У них просто роман. Они ведь договорились. Никаких разводов, бракосочетаний, никаких тяжелых сцен – просто роман. Никаких обязательств, никаких обещаний, никакого будущего. А теперь Нат нарушил правила, и без всякого предупреждения.
Она пошлет его к черту. Брак давно не в моде. Слава Богу, на дворе уже семидесятые. Кто сейчас женится? Пусть Нат Баум заберет назад свое предложение и засунет его себе в задницу.
Барбара бушевала и негодовала. Она готова была взорваться от злости. И хуже всего то, что этот сукин сын сидит сейчас в Майами, в полной недосягаемости. Он сбросил на нее свою бомбу, а сам спрятался. Поскольку ей не на кого было направить свой гнев, она быстро остыла. Она чувствовала неловкость за свою столь бурную реакцию и радовалась, что еще неделю Ната не будет. У нее есть время подумать.
Она давно знала, что рано или поздно вопрос о втором замужестве встанет. Тем не менее она не сомневалась, что это произойдет нескоро, где-то там, в отдаленном будущем. Стоило ее матери заговорить об этом, как она обрывала ее: всему свое время. Никто ведь не предлагает, так что об этом толковать.
Ей и в голову не приходило, что Нат Баум сделает ей предложение. Ведь он сам говорил, что у них всего лишь роман? Что всякий роман, в силу самой сути своей, имеет начало, середину и конец. Правда, они были едины в том, что этот конец наступит нескоро, что со временем они надоедят друг другу и их чувства умрут естественной смертью. И одновременно они соглашались жить сегодняшним днем и наслаждаться друг другом, не думая о последствиях и каких-то обязательствах.
И вот, совершенно неожиданно, Нат Баум всерьез делает ей предложение и, Барбара чувствовала, ждет от нее серьезного ответа. Надо же было сначала развестись, ведь это дело не такое уж быстрое.
И еще кое-что беспокоило Барбару, хоть она старалась не придавать этому значения, – впрочем, безуспешно. Где-то в глубине души у нее таилось опасение, что если Нат бросит одну женщину, он сможет оставить и другую. А этой другой будет уже она сама. Барбара чувствовала себя виноватой, что донимает себя низкими подозрениями, и изо всех сил старалась отогнать эти мысли. Но они не отставали от нее: она представляла себя в сорок пять, брошенную заскучавшим мужем. А в сорок пять развод будет намного тяжелей, чем в тридцать один. Она будет дважды проигравшей, и кому она тогда будет нужна?
Барбара и удивлялась, и огорчалась тому, каким важным для нее оказался вопрос замужества. Ей было не по себе при мысли, что она так зависит от мужского внимания и одобрения. Неужели и сейчас, когда ей за тридцать, она все еще так же не уверена в себе, как когда ей было меньше двадцати? Эта мысль пугала ее.
А дети? Что будет с детьми? Они только-только начинают оседлую жизнь. Оба хорошо учатся, завели друзей, хорошо относятся к отцу, который видится с ними на каникулах, и к матери, навещающей их по выходным. Они приспособились к переменам в своей жизни. И Барбаре казалось жестоким и несправедливым заставлять Кристиана и Аннетт приспосабливаться снова. Разве справедливо будет притащить им незнакомого мужчину и представить его как нового отца? А дочь Ната, Джой? Ей уже почти двадцать, и, если верить Нату, эта девочка себе на уме. И она всего лишь на двенадцать с небольшим лет моложе Барбары. Каково это будет – иметь ее в качестве падчерицы? Здесь очень о многом надо думать, не только о себе и Нате. Это касается по меньшей мере пятерых. Нет, шестерых, если брать в расчет жену Ната.
Жена Ната. Эвелин.
Для Барбары Эвелин Баум как бы не существовала. Нат редко говорил о ней, а Барбара, из вежливости и безразличия, никогда не спрашивала. Она понятия не имела, как выглядит Эвелин, как она проводит время и как мирится с вопиющей неверностью Ната. Насколько Барбара могла понять, это была женщина, которой как бы не было. Судя по всему, она никогда не спорила с Натом, ничего не требовала и смотрела сквозь пальцы на его похождения. Может быть, ей просто плевать на все, думала Барбара.
Да, у Барбары была тысяча причин не выходить замуж за Ната Баума. И все они были весомы, и все они ничего не значили. Главной же причиной, по которой Барбара не хотела замужества – а ведь она безумно любила Ната, – было на самом деле то, что брак в ее сознании ассоциировался с неудачей.
Барбара росла во времена, когда брак считался единственным смыслом жизни для женщины и должен был длиться, как говорится, «пока вас не разлучит сама смерть». Ее собственный опыт показал ей, что ее обманули, она научилась осторожности и глубокому цинизму. Выходя замуж за Дика Розера, она и помыслить не смела, что настанет день, когда она с ним разведется. Никто ни в ее, ни в его роду никогда не разводился. Развод– удел кинозвезд и богатых наследниц. Разводы происходили в какой-то несуществующей стране, которая не имела к Барбаре и Дику никакого отношения. И вот теперь она едва может вспомнить лицо Дика, как он выглядел, как звучал его голос.
Замужество? Оно пугало ее. Скорее всего, из него ничего путного не выйдет. Оно означает поражение, а для Барбары еще одно поражение будет уже слишком.
Однако мысль о нем заставила Барбару посмотреть в лицо самой себе, и за это она еще сильней ненавидела Ната Баума. Проблема заключалась в том, что, любя Ната, она легко могла его ненавидеть, но была не в силах его отвергнуть. Нат Баум стал частью ее. Они так похожи, как будто слились в одну личность.
Вся неделя, пока Нат отсутствовал, ушла у Барбары на раздумья. Она была поражена, что это заняло у нее так много времени. Ведь это же очевидная вещь. Нат должен оставить жену, и тогда они смогут просто-напросто жить вместе. Люди сходятся и расходятся, живут в чужих домах, и консьержи давно не удивляются, почему жильцы носят иные фамилии, нежели те, что указаны на почтовых ящиках.
Жить вместе. К черту брак. Брак не в моде.