Выбрать главу

Барбаре не терпелось сказать о своем решении Нату.

Встреча была ознаменована шампанским, икрой и ландышами.

– Вот уж не думал, что буду скучать о ком-то, как сейчас о тебе, – сказал Нат.

– Ты хочешь сказать, что меня не заменили даже оптовики и «Фонтенбло»?

– И даже собачьи бега, – ответил Нат. – А я выиграл. – Он вынул из портфеля целую кипу банкнот, которые дождем посыпались с кровати на пол. Десятки, двадцатки, изредка полусотенные. – Одиннадцать тысяч долларов, – сказал он.

– Я столько для тебя стою?

– Больше. Иди сюда, я покажу тебе.

Она повиновалась, и он сдержал слово. Они занялись любовью прямо среди денег, сминая их своими телами. В этом было что-то упадочническое и продажное.

– Точь-в-точь Берлин тридцатых годов, – заметила Барбара. Она только что посмотрела «Кабаре».

– Если бы это был Берлин тридцатых годов, я бы уже направлялся в Бухенвальд.

– О Господи! Я бы этого не вынесла. – Барбара попыталась поглотить его своим телом и защитить от нацистов, которые существовали только в их воображении. – Я бы им тебя не отдала.

Первую ночь по возвращении в Нью-Йорк Нат провел у Барбары. Она истолковала это как свою победу над его женой. Как доказательство того, что Нат любит ее. Но она понимала, что это доказывает и ее неуверенность: ей все еще требовались знаки внимания и подтверждение привязанности, хотя она получила уже предложение выйти замуж. Интересно, думала Барбара, сколько вам должно быть лет, чтобы чувствовать полную уверенность в себе?

– Что ты сказал жене? – Барбару интересовали подробности.

– Да ничего. Она не знает, что я вернулся.

– А-а.

Барбару восхищало хладнокровие Ната. Когда она обманывала Дика, то вечно придумывала всякие небылицы в оправдание своего опоздания. В половине случаев Дик и не замечал ее отсутствия, и она громоздила свои басни без надобности. Умолчание намного лучше лжи, поняла она теперь. Оно упрощает жизнь. Надо поменьше говорить, и если тебе хоть чуточку повезет, то все будет спущено на тормозах.

– А тебя не гложет чувство вины перед Эвелин?

– А тебя – когда ты обманывала Дика?

Сейчас уже не вспомнить. Это было так давно, да и она была другая.

– Иногда я чувствовала себя виноватой. А иногда гордилась собой. Даже торжествовала. Вроде того пирога: сам испек и сам ем.

– То же самое и я. Мужчины и женщины мало отличаются, – сказал Нат. – Анатомия разная, а чувства одни и те же.

Барбара была с ним согласна, в особенности с утверждением, что различия между мужчинами и женщинами чисто физические.

– Знаешь, за что я тебя люблю? – спросила она.

– Нет. За что?

– За то, что ты даешь мне чувство равенства.

На следующее утро они пили в постели кофе и апельсиновый сок. Позже отправились завтракать в ресторан. Они заказали яичницу с беконом и тосты, и оба думали о предложении Ната. По разной причине ни один из них не хотел первым затевать разговор.

Не выдержала Барбара:

– Я думала о том, что ты сказал мне в аэропорту.

Нат издал нечленораздельный звук.

– Это нечестно. Ты заставляешь меня все делать самой.

– Я люблю тебя и хочу на тебе жениться, – сказал он, отпив кофе. – Так тебе легче? – Нат улыбнулся, и морщинки вокруг глаз на его загорелом лице стали глубже и еще симпатичней, чем всегда. Барбара растаяла, и он взял ее руку в свою. – Ты выйдешь за меня?

Барбара едва не ответила «да». В глубине души она чувствовала– «да», но «да» означало бы лишь новые проблемы.

– Я буду с тобой жить, – сказала она. – Я все просчитала.

Она начала речь, которую долго репетировала, и, ей показалось, произнесла ее удачно. Она объяснила ему все преимущества совместной жизни по сравнению с супружеством.

– Мы будем жить вместе, – сказала она в заключением. – Так мы сможем наслаждаться друг другом, и не будет этой склоки с разводом.

Она ждала, что Нат согласится. Все, что она ему выложила, было так разумно и логично. И говорила она так убедительно.

– Чепуха. Я уже слишком стар для бродяжничества. Это для зеленых юнцов. Это для моей дочери, но не для меня. Я взрослый человек и хочу взрослых отношений. То есть женитьбы. Со всей ответственностью, всеми обязательствами. И с этой склокой, как ты выражаешься.

– Я и так беру на себя обязательство, – сказала Барбара. – Я просто не вижу смысла в женитьбе. Да и кто сейчас женится?

– Зато я вижу смысл в женитьбе, – ответил Нат. – Пусть я старомоден, но меня не привлекает вариант вроде того, когда через месяц люди разбегаются, – «вот и хорошо, попробовали, посмотрели, а теперь до свидания». Мне нужно все. Или ничего. Я слишком стар, чтобы играть в семью.

– Я ничего не говорила об игре в семью. – Его ультимативный тон напугал Барбару. – Я готова взять на себя любые обязательства.

– Тогда выходи за меня.

7

В феврале 1972 года Нат Баум все еще продолжал спорить, убеждать, обхаживать, умолять, аргументировать, угрожать и добиваться.

Поначалу Барбара отбивала все его атаки.

– Если твой брак столь ужасен, почему ты давно не развелся? Еще до того, как мы познакомились?

– Не было причины, – отвечал Нат.

– Ты сам мне говорил, что ваша семья давно умерла. Разве это не достаточно веская причина?

– Надо было еще думать о Джой. Тогда она была младше. По отношению к ней это было бы несправедливо.

– А ты думаешь, что ребенку лучше, когда мать с отцом в разладе?

– По крайней мере, у Джой были и мать, и отец. Джой в порядке. Ты же пока еще не знаешь, что получится из твоих.

Здесь Нат попал в точку. Барбара переменила тему:

– Я не хочу быть причиной развала твоей семьи. Я не хочу нести ответственность за чью бы то ни было жизнь.

– Что ты возомнила о себе? Я развожусь не из-за тебя. Я развожусь, потому что моему браку пришел конец. Ты не имеешь к этому никакого отношения.

– Тогда почему же ты не развелся раньше? – И опять все начиналось сначала, они снова принимались за свой спор, бесконечный, ведущий в никуда.

Нат осыпал Барбару вниманием и подарками. Он звонил ей едва ли не каждый час, и они регулярно виделись – иногда по два раза в день. Он послал ей фунт иранской икры и набор «Джой» из двух флаконов – «роскошнейшие духи на свете». Он подарил ей дорогую коллекцию дисков Бенни Гудмена, изысканный букет из цветущих веток айвы, множество нарциссов и золотые часы с выгравированным на них одним только словом: «Навсегда».

Натиск Ната имел успех. Он выводил Барбару из равновесия: минута нападок и обвинений сменялась мгновениями любовного участия, выражаемого словами и жестами. В какой-то момент она ослабила оборону и начала склоняться к сдаче. Она не заметила этой тонкой грани, но Нат был начеку и даже мысленно дал происшедшему название: прогресс.

– Ну, чего ты боишься?

– Я не боюсь.

– Нет, боишься. Если бы ты не боялась, ты бы согласилась выйти за меня.

– Я не боюсь, правда. Просто я не верю в брак.

– Ты говоришь неправду. – Он обвинял ее во лжи, но мягким, понимающим голосом. – Скажи мне, чего ты боишься?

Барбара долго молчала, потом выдавила из себя:

– Я боюсь, что ты меня бросишь.

– Ты что, и впрямь боишься, что я могу тебя оставить? – Нат умел быть таким нежным. Он так произнес эти слова, что ее боль мгновенно утихла. Он развеял худшие из ее страхов.

– Да, меня это беспокоит, – призналась она.

– Ну, я не сделаю этого, – сказал он.

– Обещаешь? – В ее голосе звучало напряжение.

– У тебя есть Библия? Я поклянусь на ней. – Он поднял правую руку.

Барбара улыбнулась:

– Мне достаточно твоего слова.

Нат смягчился и снова заговорил о женитьбе лишь спустя сутки.

– Почему замужество приводит тебя в такой ужас? – Он был само сочувствие, в точности как образцовый психотерапевт, как Барбара его себе представляла. Он хотел помочь ей разобраться в своих страхах и таким образом преодолеть их.

– Мой развод подкосил меня. Я потеряла веру, – призналась Барбара.

– Но это было так давно, – с нажимом произнес он. – Ты хочешь, чтобы одна неудача разрушила всю оставшуюся жизнь?