Он считает или притворяется, что считает, будто она не хочет с ним расставаться! О Господи, неужели этот человек настолько бесчувствен?
Где-то в глубинах опозоренной, униженной души Джинни нашла достаточно сил, чтобы напомнить Деверо о его обещании. Облизнув пересохшие губы, она попыталась вытолкнуть несколько несвязных умоляющих слов:
— Насчет мужа… вы сказали…
Деверо пристально взглянул на нее, но тут же улыбнулся, широко, с притворным добродушием:
— Как! Все еще думаете об этом отребье?! Ох уж эти женщины! Ну что ж, не стоит беспокоиться! Я прикажу отпустить его сегодня же, а пока пусть подумает о своих деяниях и будет благодаря что так легко отделался. Только пусть уходит, когда стемнеет. Не хочу, чтобы здешние жители считали, будто подобные вещи легко сходят с рук! Ну что, легче стало? Все образуется! Но вы — вы приедете ко мне. Назад дороги нет: новости здесь расходятся быстро — все узнают о сегодняшней ночи! — Он громко рассмеялся:
— Да и кому вы нужны теперь?! Конечно, не этому старому ханже, дону Франсиско, — креолы очень строго следят за нравственностью своих женщин! Вы должны быть мне благодарны — я освободил вас от унылого существования, которое ведут все мексиканские дамы. Нам будет очень весело вместе, увидите, я более чем щедр! Ну а пока — один поцелуй на прощание! Сейчас пошлю Кунту — пусть принесет что-нибудь поесть!
Не обращая внимания на бледную, сжавшуюся девушку, полковник наклонился, схватил ее за плечи и впился в губы мокрыми губами… Не успела за ним закрыться дверь, Джинни, шатаясь, побрела к умывальнику, стоявшему в углу, и начала корчиться в приступе рвоты.
Еле передвигаясь на трясущихся ногах, она дошла до кровати, легла и беспомощно зарыдала, закрыв лицо руками.
Душа и тело были покрыты невидимыми шрамами унижения и позора.
Он прав — с ней все кончено. Грязь, какая грязь! Теперь каждый отвернется от Джинни, все будут считать, что она добровольно стала любовницей Деверо. Она спасла жизнь Стива, но разве он поверит теперь, после того, что произошло… Что же осталось теперь? Убить себя… да, да… убить!
Джинни подняла голову, безумным взглядом обвела комнату.
«Не хочу больше жить, — лихорадочно думала она. — Не могу мучиться этим позором. А Стив… Стив все еще там, под безжалостным солнцем, сгорает от жажды, терзается муками ада. Я брошусь с балкона, может, тогда он поймет, что случилось. Не хочу жить без него!»
Джинни подбежала к окну, попыталась открыть створки, но они были надежно заколочены. Джинни рухнула на колени, громко рыдая, молясь, чтобы полковник с легионерами поскорее покинули город — может, ополченцы, которых так легко подкупить, позволят ей поговорить со Стивом? Она бросится к его ногам, будет умолять о прощении, объяснит все. Джинни закрыла глаза и пробормотала;
— Стив… Стив, дорогой…
Глупая! Словно повторяя это имя, можно его вернуть…
Никогда он не простит ее… Как хорошо знала Джинни, каков он в гневе, его гордый, несгибаемый характер. Он предпочтет умереть, чем узнать, что она сделала для спасения его жизни…
Джинни потеряла всякое представление о времени и лишь смутно, словно сквозь сон, слышала крики, звон, стук копыт — французы уходили. Какое это имеет теперь значение?! Поздно…
Джинни лежала неподвижно, словно мертвая. Наконец пришла пожилая мексиканка, принесла фрукты и воду… Но на загорелом лице — ни следа доброты и сочувствия. Поставив поднос, она швырнула на постель дешевое платье:
— Это больше подходит для путешествия, сеньора. Полковник сказал, что вы скоро уезжаете и оставите мне взамен свой наряд.
Не ожидая ответа, женщина схватила платье и, тщательно сложив, вышла. Слезы вновь показались на глазах Джинни. Платье… волшебное платье, подаренное Стивом… последнее, что он дал ей, а она, Джинни, даже не поблагодарила. Но теперь она была рада, что платье унесли, — все погибло, и ее добродетель тоже.
Грубая домотканая материя царапала тело, но Джинни уже ни на что не обращала внимания. Боже, Боже, пусть кончится этот кошмар!
Звук ключа, поворачиваемого в замочной скважине, прозвучал словно взрыв, и Джинни вскочила. Что случилось?
Неужели полковник передумал и хочет взять ее с собой?
Дверь распахнулась, и Джинни в ужасе отпрянула, узнав вошедшего. Он молча ступил через порог и стоял, глядя на нее, облизывая тонкие губы.
— Ждешь кого другого, может быть?
И внезапно Джинни почувствовала, что юбка доходит только до щиколоток, ноги голые, а вырез блузки слишком велик. Бил раздевал ее глазами, словно знал, что под грубыми лохмотьями ничего нет.
Джинни съежилась, как испуганный кролик, инстинктивно скрестив руки на груди.
— Что вам надо? Что вы здесь делаете?
Он захлопнул дверь ногой, подошел ближе. Громкий стук заставил ее вздрогнуть.
— Трясешься? Полковник сказал, чтобы я позаботился о тебе! Удрал отсюда до того, как весь город перейдет на сторону хуаристов.
— Но он сказал, что мексиканская армия останется здесь!
— Эти трусы боятся! Подлые, грязные твари!
Он говорил небрежно, спокойно, но продолжал шаг за шагом приближаться к ней, пока Джинни не почувствовала жар его тела, по спине поползли мурашки, «Если он коснется меня, — внезапно подумала Джинни, — я умру. Конец. Не вынесу. Не вынесу…»
Бил начал смеяться — тихо, злобно, и, схватившись за вырез блузки, притянул Джинни к себе. Он не спешил, не делал резких движений и все продолжал смеяться, когда Джинни беспорядочно замахала руками, и, неожиданно вытянув блузку из-под корсажа юбки, сорвал ее с плеч.
— Тише, тише, — ухмыльнулся он, когда стальные пальцы нашли ее сосок, впились, словно когти.
Джинни пронзительно вскрикнула — стены комнаты наклонились и сошлись, невыносимая боль пронзила тело, окутала чернотой мозг. Бил беспощадно запечатал ей рот другой рукой, вдавил голову в подушку. Она пыталась отбиваться, но он оказался сильнее.
— Брось сопротивляться! У меня нет времени трахнуть тебя сейчас. Только хотел показать кое-что.
Он вновь потянулся к ее груди, поймал сосок большим и указательным пальцами, с силой крутанул, так что Джинни едва не потеряла сознание.
— Ну, получила? Пойдешь спокойно?
Джинни что-то неразборчиво пробормотала, и он презрительно оттолкнул ее, так что девушка упала на колени, продолжая рыдать от стыда и унижения.
Бил почти небрежно ударил ее по лицу.
— Тебе лучше понять, что я шутить не люблю, мисс задавака, — процедил он. — Попробуй пикнуть, получишь то же самое!
Ухмыльнувшись, он схватил ее, заломил руку за спину и толкнул на балкон.
Мексиканские ополченцы в ярко-красных с золотом мундирах и с ружьями на изготовку выстроились напротив неровной шеренги бородатых людей в грязных лохмотьях, стоявших у дальней стенки. Глаза ни у кого не завязаны, но все прикованы друг к другу кандалами.
— Хуаристы. Приказано расстрелять. Из тебя выйдет хорошенькая вдовушка!
Отупев от боли, Джинни не совсем понимала, что происходит. Внезапно раздавшаяся барабанная дробь почти заглушила слова американца.
— Нельзя! — скомандовал офицер. — Огонь!
Послышался сухой неровный звук выстрелов. Осужденные падали, словно деревянные фигурки, кровь брызгала на стену.
Тонкий пронзительный вопль вырвался из горла Джинни:
— Нет! Он обещал, обещал!
Но Бил с силой вывернул ей руку, и боль, взорвавшаяся в мозгу, наконец принесла ей желанное забытье.
Глава 39
— Считай, что тебе повезло! — смеясь, объявил Бил измученной, обезумевшей девушке, придавленной его телом к топчану в фургоне. — Я мог бы застрелить тебя, после того как хорошенько оттрахал! Выполнил бы приказ, — злобно прошипел он, — ведь и ты заключенная! Но я всегда хотел иметь свою бабу-солдатку, как мексикашки — белую женщину, а не их чернокожую суку! Ты как раз сойдешь, куколка, если кое-чему выучишься!