— Я бы оставила ее тебе, но не думаю, что ему понравится.
На спине куртки большими буквами выведено "Хищники Сонни".
На ее лице подобие улыбки:
— Да. Он всегда мне сам покупает одежду. Ему не нравится, если одеваю что-то недостаточно женственное.
— Не думала бросить его?
— Иногда. Постоянно. Но по сути поменяется только лицо. Я ведь тоже такая, какая есть. И он не так уж плох. Кроме того, сегодня или завтра он уже придет в себя.
— Ты могла бы поехать с нами, — я почти видела, как мне удается пропихнуть эту идею остальным.
Она приостанавливается и с тоской смотрит на течение черной реки. М500 возвышается над ней, изгибающаяся стальная лента, покоящаяся на череде стройных пьедесталов, прорастающих из центра мутного русла реки. Ближний свет и задние габаритные огни ночного трафика создают вокруг шоссе вечный розовый ореол, поток света, несущийся прочь от города.
— Я не такая, как ты, — отвечает Дженнифер. — Я завидую тебе, уважаю тебя. Даже немного тебя побаиваюсь. Но я никогда не буду такой, как ты.
Она медленно улыбается. Первая настоящая улыбка, которую я видела на ее лице.
— Сегодняшнего раза будет достаточно.
Я поняла. Ее приход в бар не был случайностью. Один акт неповиновения. Такой, о котором он никогда не узнает. Но от этого он не станет слабее.
Я открываю маленькую дверцу в задней части фуры, завлекая ее внутрь. Цистерна с Ханивором мерцает лунным серебром в сумеречном свете, вычислительные модули издают приглушенные булькающие звуки. Бесчисленные шкафчики и нагромождения деталей отсвечивают монохромом, пока мы осторожно пробираемся внутрь. Крохотный кабинетик на другой стороне будет потише. Светодиоды спящих компьютерных терминалов слабо мерцают, освещая раскладной диван напротив стола.
Дженнифер застывает посреди прохода, сбрасывает куртку с плеч. Ее ладони исследуют изгибы моего тела, проходят по грудной клетке, по грудям, по шее, поднимаются всё выше. У нее холодные пальцы, длинные ногти цвета фуксии. Ее ладони останавливаются на моих щеках, пальцы широко расставлены между висками и лбом.
— Ты очень разозлила Дикко, — сипло мурлыкает она мне в ухо.
Мои губы ловят теплоту ее дыхания.
Боль вонзается в мой череп.
Мои визоры военного образца переключаются в режим слабого освещения, заставляя тени исчезнуть, когда мы проходим мимо цистерны со зверем. Мир становится рисунком из синего и серого, с четкими очертаниями. Я попала в церковь технофилов, пол усеян километрами проводов и трубок, стены машин покрыты россыпью мерцающих светодиодов. Дыхание Сонни учащается, когда мы доходим до небольшой комнатушки в глубине фуры. Похотливая сучка. Похоже, что она приводит сюда всех своих однодневок.
Я скидываю куртку и тянусь к ней. Она выглядит так, словно это первая ночь нашего медового месяца.
Ладони на своих местах, я слегка сдавливаю ее виски и говорю: "Ты очень разозлила Дикко". После этого я даю ей вдоволь насладиться происходящим. Из каждого пальца вылетают пятисантиметровые титановые шипы, реагирующие на магнитный импульс. Они пронзают ее череп, проникают прямо в мозг.
Сонни в конвульсиях, язык вываливается наружу, все части ее тела какое-то мгновение дергаются в непонимании, полном страха. Я убираю ладони с ее лица, металл выходит без каких-либо усилий. Она с глухим стуком валится на пол. Все ее тело трясет несколько секунд, затем она замирает. Всё, умерла.
Ее голова неестественно согнута, поддерживаемая основанием дивана, на котором она собиралась меня отыметь. Глаза открыты. Из восьми колотых ран вытекает порядочно крови.
— И ты думаешь, оно того стоило? — тихо спрашиваю я. Это нужно было спросить. На ее лице еще застыла эмоция удивления, такая грустная и безобидная. — Глупая, тупая гордость. Ну и смотри, куда она тебя завела. Одно поражение, это всё что мы хотели. Когда же вы, люди, наконец научитесь понимать?
Я встряхиваю кисти рук, морщусь, жду пока шипы медленно заползут назад, в свои пазухи. Они чертовски жалят, кожа на пальцах разорвана и кровоточит. Пройдет минимум неделя перед тем, как раны заживут. Впрочем, как обычно. Плата за скрытые импланты.
— Неплохой трюк, — говорит Сонни. Гласные искажены, но слова произносятся отчетливо. — Я бы никогда не подумала, что ты из спецназа. Уж слишком симпатичная.
Одно работающее глазное яблоко поворачивается, фокусируясь на мне, другое безжизненно свисает, белок изрешечен кровавыми кляксами разорванных капилляров.
У меня непроизвольно вырывается приглушенный крик. Натренированный рефлекс реакции на опасность посылает электрические импульсы моей нервной системе. Я приседаю, наклоняюсь вниз, чтобы усилить удар своим весом, сжимаю руку в кулак. Целюсь.