Наверное, после разговора со свекровью Ксения окончательно запретила себе всерьез на что-либо реагировать. Ради собственного здоровья – физического и психического. Ксения отдавала себе в этом отчет. Если она начинала плакать, то все заканчивалось настоящей истерикой – она не могла остановиться. Малейшее переживание – и у нее случался астматический приступ. Она задыхалась. К психиатру она сходила, тот прописал антидепрессанты. Но от таблеток Ксения отказалась – не могла работать. Перед глазами плыла белая пелена – так бывает, если смотреть в иллюминатор в самолете, который залетает в облако. Ей нравилось смотреть на облака, сидеть в этом самолете. Но она не могла себе этого позволить. Нужно было возвращаться на твердую землю – ради Кирилла, ради Дины Самуиловны, ради самой себя, в конце концов.
Особенно тяжело было по утрам, в предрассветные часы. Ксения просыпалась часов в пять-шесть и проговаривала все, что хотела высказать Алику. Именно в эти часы у нее зрели планы переезда в другой город, она мечтала о переменах, о том, как бы отомстить бывшему мужу. Она выпивала таблетку снотворного, проваливалась в сон, больше похожий на кому, и просыпалась уже в одиннадцатом часу – дурная, голодная и злая. Утренние мысли и планы она не могла вспомнить, оставалось только гадкое ощущение. Ксения жарила яичницу и заставляла себя ее съесть, чтобы не курить натощак. Ее тут же выворачивало. Вот тогда-то она и стала себе повторять: «Хаим, выйди из машины». И это подействовало лучше таблеток.
Алик продолжал ей звонить. Иногда, вернувшись с работы, она замечала, что он приезжал – выпил кофе, оставил грязную чашку. Ксения оставалась спокойной. Кирилл, как всегда, отмалчивался. Может, ей стало бы легче, если бы она поговорила с сыном. И было бы легче, если бы она хоть с кем-нибудь могла поговорить об Алике. Она даже сделала попытку, приехала к Дине Самуиловне.
– Ваша присказка действует.
– Это глупость, – спокойно ответила свекровь.
– Знаете, что я часто вспоминаю? Когда мы были студентами, зачитывались Левитанским. И мы с Аликом считали, что его стихотворение «Каждый выбирает для себя» про нас. Помните? «Каждый выбирает для себя – женщину, религию, дорогу». И вторая строфа: «Каждый выбирает по себе – слово для любви и для молитвы». Теперь я переставляю слова. Алик выбрал женщину, религию, дорогу не для себя, а по себе.
– Тебе просто обидно. Это я понимаю. Обида – очень сильное чувство. Умение прощать – глупость. Иногда невозможно простить. Я своего мужа так и не простила. И что? Мне от этого плохо? Нет. В эту муру – если простить, то станет легче – я не верю. Да и ты тоже, как мне кажется.
– Да. Мне обидно. До слез. Как в детстве, когда у меня Славик в детском саду отобрал любимую лопатку, когда Лизка списала диктант, а мне поставили двойку, а ей – пять. Обидно, да. Ужасно, что я все это помню. Как мне все забыть? Я же прокручиваю в голове каждый день нашей жизни с Аликом. Все думаю, что было не так? Откуда взялась эта Карина?
– Тебе было бы легче, если бы вы не развелись, а он бы тебе изменял?
– Нет. Просто так нельзя. Понимаете? Нельзя. Он мог бы мне спокойно сказать, что все. Есть Карина. Зачем было все это? Зачем он тогда возвращался после развода с Верой?
– Он о тебе не думал.