Неожиданно прилетел Толя Сливников, которому и предназначалась роль главаря. Я поняла, что не могу отказаться от одного и обидеть другого: режиссеры народ жадный до хорошего и хитрый на творчество.
Я разделила одну роль на две — командира бандитов и их комиссара. Командира и сыграл Донован. Озвучивали мы его с украинским акцентом: уж очень он на него «ложился». По сценарию раззадоренный герой Степанченко должен был забросить «хохла» на дерево. Скотти так разошелся, что полетел бы и на Луну. Но летал, конечно, не Донован, а каскадер Валерий Кудряшов.
В «Чокнутых» много падают в воду. Кто-то из критиков даже пытался усмотреть во всем этом фрейдистский подтекст. Подтекст прост, как хозяйственное мыло: в воду легче падать, чем на камни… А там, где «летали» наши герои, не было возможности ни подстелить соломку, ни помочь специальным матом.
Что же касается трюков, гэгов, драк, то если есть возможность добавить в жанр зрелищности, я всегда ЗА. Даже и по Фрейду.
Как я уже говорила, трюки в «Чокнутых» ставил питерский каскадер Олег Корытин.
Он безотказно падал в венский фонтан за Сеню Фараду, скатывался с австрийских лестниц и с паровоза за Леню Ярмольника, летал с питерской колокольни, из окон Петропавловки, с перил отеля «Кулон» — за себя и «за того парня».
Но в какой-то момент Олегу понадобилось уехать в Финляндию на трюковые съемки. Там платили совсем другие деньги, и упустить такую возможность ему, конечно, не хотелось. У нас-то каскадеры работают за копейки. А у меня была своя задача: доснять кино вовремя и без потерь. Поэтому войти в ситуацию Олега я не могла. Он дал расписку в том, что, если сорвется в его отсутствие съемка, он выплатит мне наличными тысячу восемьсот долларов (не помню уж, откуда возникла именно эта цифра). Съемка прошла благополучно, но расписка у меня сохранилась. И сегодня Олег грозится разбогатеть и купить у меня эту расписку за двойную цену. Я очень желаю ему благополучия. Он этого заслуживает.
Олег долго ухаживал за каскадером Наташей Дариевой, очаровательной, хрупкой и отважной женщиной. Но у Наташи тогда был другой человек. Она вышла за того Другого замуж и родила Другому ребенка.
А Олег продолжал ждать. И когда Наташа развелась, он снова стал за ней ухаживать. Теперь у них замечательная семья и двое детей. В Репино — своя конюшня, свои лошади, свой выезд.
В «Чокнутых» было несколько крупных драк.
В одной из них мы рушили шикарный павильон, выстроенный художником Королевым. Там в основном «свирепствовали» каскадеры.
В другой — почти вчистую дрались герои Караченцова и Проскурина. И поскольку эту драку серьезной не назовешь — корзина и грабли, — усилить ее надо было словом. Я против мата на экране, но и без крепкого боевого слова драки не слепишь.
Нырнула в словари. Стала изобретать, искать, исследовать. Вспомнилось матлингвистическое прошлое… Вывела собственный рецепт: берешь какое-нибудь слово, ассоциативно-перспективное, цепляешь к нему негативный эпитет — и вперед!
Белендрясы драные.
Булдафон хренов.
Буерак сопливый.
Пентюх вонючий.
Валуй сиплый
и так далее… от артиста… до экрана.
А уж для сопереживателей и болельщиков драки — синонимов слова «бей» так много, что и придумывать не пришлось: лупи, вдуй, стегани, дери, громи, хлобысни, отдубась, накостыляй, отмутузь, трепани, отколоти, врежь, засандаль и т. д.
На художественном совете студии при сдаче картины кто-то сказал: «Каждая фраза стреляет. Даже там, где ничего не взрывается».
Снова неравнодушным ко мне, к дракам, к историческим событиям выступил главный мой оппонент — Герой Социалистического Труда, народный артист СССР, почти восьмидесятилетний Александр Зархи: «Слишком много таланта. Картина будет смотреться неоднозначно. А чтобы была однозначной и судьбоносной, надо строже отнестись к себе. Монтаж — это не женское дело. Должна быть рука Эйзенштейна».
Георгий Николаевич Данелия ответил ему: «У нее было еще столько же таланта. Она уже тысячу метров этого таланта выкинула».
Картину приняли без поправок.
Хотя сейчас понимаю, что кое в чем Зархи был прав: сегодня я бы еще сократила картину. Время другое — скорости другие…
Самое прекрасное время при подготовке к съемкам — это поездки на выбор натуры.
А если кино снимается в Питере!
Этот город наполнен неожиданными открытиями, особенно для тех, кто влюблен в него.
Идем в какое-то РЭУ договариваться о съемках на близлежащей улице, а попадаем в розовый будуар дореволюционной куртизанки с прекрасно-легкомысленными стенами. На том месте, где должна стоять ее кровать, — большой совковый письменный стол. За ним на фоне резвящихся ангелочков руководитель этого самого РЭУ — облупленный ночной горшок со взбитыми сливками.
Райком партии — в бывшем княжеском особняке. Позади секретаря, у которого мы должны испросить высочайшего разрешения, — камин. На камине часы. С Амуром и Психеей… Все из мрамора. И только белое покрывальце, стыдливо прикрывшее голую грудь Психеи, — из гипса. Негоже в кабинете у первого секретаря держать голую девичью грудь… Замазали…
Другой райком — в другом бывшем особняке. Водит нас мелкий замзав какого-то отдела. Потом в своем кабинетике открывает узкую дверцу красивого старинного шкафа — а там лаз в подземный ход, уводящий далеко от райкомовских указов… Спрашиваю: почему не замуровали? Он хитро улыбается: может еще пригодиться…
Павловск. Шикарный и умиротворяющий…
Тамошние очаровательные тетушки, влюбленные в каждую ножку каждого антикварного стула, провели нас по дворцу, все показали, рассказали, напоили чаем. Но снимать не разрешили — у них был печальный кинематографический опыт. Как-то одной съемочной группе позволили снимать в опочивальне императрицы. И актриса, учуяв царицыно ложе, так вошла в раж, что буквально прыгнула на историческую кровать. Одна ножка подломилась. Главную смотрительницу чуть не хватил инфаркт.
Ломоносовский дворец… Сюда еще не ступала ни одна кинематографическая нога. А нам разрешили. С многочисленными оговорками: ничего не трогать, ни на чем не сидеть и желательно не дышать. Но все-таки…
В одном из залов — потрясающей красоты и тяжести мраморная скульптура мальчика. Она — в неснимаемой стороне зала, где осветительные приборы. А нам очень захотелось, чтобы скульптура оказалась в кадре. Главного хранителя, человека сурового, в тот день не было, и мы уговорили молодую девочку-смотрителя разрешить нам перетащить этого мраморного мальчика в кадр.
Мы подложили под его постамент сорок пар музейных войлочных тапочек, и человек двенадцать принялись буквально по сантиметру двигать тяжеленную скульптуру. В том момент, когда мы уже довезли ее до противоположной стены, вошел главный хранитель. Он сказал:
— Вас увольняю. Вас выгоняю. Съемки отменяю. А мальчонку — на место.
Два часа мы потратили на то, чтобы ублажить этого хранителя и продолжить съемки. Еще полсмены тащили мальчика обратно. За оставшиеся считанные минуты сняли нужную сцену — но, увы, без мальчика… А был ли мальчик?!
В кино вообще и в комедии в частности мы очень часто зависим от чуточки. Нет ее, маленькой, незаметной, — и все может развалиться в момент. А она в руках такого количества лиц, характеров, ситуаций… случайностей!
Три месяца, три недели и три дня готовили мы самый феерический эпизод фильма — «Поезд пошел». Для съемок нашли замечательное место под Питером — Знаменское, бывшая барская усадьба. Построили там наш «первый российский вокзал».
На Витебском вокзале под стеклянным колпаком стоял макет первого поезда — паровоз и четыре вагона. Расконсервировали.
Когда перевозили тяжелый поезд, под ним чуть не провалился асфальт на одной из питерских улиц.
Изготовили специальные конфетные коробки и шейные платки с паровозной символикой.