Продолжили нападки Большак и Сиволап — председатель Госкино Украины и его заместитель (тоже «нехилые» фамилии).
В результате картине дали третью категорию. Для начинающего режиссера это смерти подобно.
Я решила поискать справедливости в ЦК партии. Позвонила, попросилась на прием, приехала — но меня не пустили: я была в брюках. Попыталась закатать брюки под шубу и так проскочить в здание, но меня разоблачили. Пока я ездила переодеваться, человек — нет, не человек — инструктор, который назначил мне встречу, ушел домой.
Но на совещание по итогам киногода в Киев приехал из Москвы Виктор Петрович Демин — в роли того барина, «который всех рассудит», умный и талантливый киновед.
Я решила «подкупить» барина и явилась в гостиницу с куском медвежатины, собственноручно приготовленной. То ли эта экзотическая «взятка» возымела действие, то ли фильм Виктору Петровичу действительно понравился, но он меня поддержал.
И еще меня очень поддерживала моя съемочная группа. В отличие от круглых затылков киношных начальников лица моих сотоварищей по съемочной группе были прекрасными, открытыми и очень дружелюбными. И остались такими до конца: Эмилия Ильенко, Витя Политов, Эмма Косничук, Зинаида Алексеевна Зороховская… Костюмер… Мы все, и наши маленькие актеры в том числе, называли ее Мама Зина.
И не только у ребят… У меня тоже..: С тех самых пор я точно знаю, что в каждой съемочной группе у меня обязательно есть своя Мама Зина — человек, который любит Кино, любит свою работу не меньше меня…
Мы не отстояли картину у начальников, но наши человеческие отношения не рухнули в самый трудный период борьбы с ними.
Однако в Киеве меня уже мало что удерживало. Я хотела «…в Москву… в Москву…» Моя полусемейная жизнь с ВГК дала трещину. Его догрызало бывшее родное ЦК. Он вообще остался без работы (но с собакой). Я предлагала ему уехать вместе в Москву. Он не хотел оставлять свой родной украинский язык. И в конце концов отпустил меня.
На прощанье мы съездили на нашу любимую Десну. Плыли в моторной лодке. Лил дождь.
…Мы расстались друзьями. Он женился на женщине, которая давно была рядом с нами и давно предназначалась ему судьбой. Я просто случайно вклинилась в их жизнь, когда они еще не подозревали, что будут вместе, и отложила их отношения на долгих десять лет…
МОСКВА… МОСКВЫ… О МОСКВЕ…
После фильма «Предположим, ты капитан…» я уехала из Киева навсегда.
Я уже хлебнула… вкусила… закусила… и рванула в Москву. Я хотела заниматься только кино. Я хотела жить и работать в Москве.
В Москве не было ни дома, ни работы. Дочь Киру я пока оставила с родителями в Киеве и поэтому без дома могла прожить. Без Кина — нет.
На Студии им. Горького у Александра Хмелика в это время уже вовсю раскручивался и расцветал мой киножурнал «Ералаш». Я верила — сниму пару сюжетов, и он мне ответит взаимностью: что-нибудь обязательно произойдет, что-нибудь обязательно хорошее. Ну не может же «Ералаш» не помочь мне — я дала ему жизнь!
Александр Хмелик и Боря Грачевский сумели собрать единомышленников, создать веселую атмосферу молодежной студии.
И один сюжет я действительно сделала. Это был крохотный мюзикл «Ну кто же так рисует?». Он был посвящен «щиро коханым» киевским киноначальникам и их ХУДсоветам.
Девочка рисует мелком на асфальте собачку. То и дело подходят другие «художники» и дорисовывают собачку по своему усмотрению: то зубы переделают, то хвост выпрямят, то глаза сузят… В конце концов вместо собачки получается крокодил. Он внезапно оживает и хватает зубами за штаны очередного «худ-советчика».
Крокодила мы снимали в зоопарке. Нужна была его сердитая разинутая пасть. Но крокодил лежал себе в самом благодушном настроении и ни о чем кровожадном не помышлял. Надо было его раздразнить. Служителя зоопарка рядом не было, и… я рискнула: взяла какую-то метлу и вошла в клетку. Стала яростно размахивать метлой перед крокодильей мордой. Крокодил дремал… дремал… и вдруг… как разинет пасть!
Я:
— Мотор!
А он — прыжок!
И… — нет, не меня, пока метлу! Да с такой отчаянной злостью, что даже зуб сломал! В это время как раз и появился служитель зоопарка:
— Вон все отсюда! Я не хочу в тюрьму!
Но мы уже успели все отснять! А «трофейный» зуб у меня до сих пор хранится.
«Ералаш» сделал еще одно доброе дело — он соединил меня узами брака с милым интеллигентным человеком — звукооператором Женей Т.
Мюзикл — дело коварное в наших несовершенных условиях. Он требует особых знаний, особой технологии, особой подготовки. Мы же пошли «напролом». И при монтаже обнаружилась несинхронность. Брак звукооператора. Записывалась музыкальная фонограмма в одном режиме, а на съемке подавалась в другом.
Такой вот брак за брак получился. А совместная жизнь не сложилась, хотя пробыли мы в этом самом браке лет семь. Иногда Женя писал мне нежные и грустные стихи:
Сейчас я думаю, почему не сложилась… Наверно, потому же, что и всегда: я кино любила больше, чем нормальную семейную жизнь. Может, еще и потому, что я понимала, нет, я точно знала, какая будет жизнь с Женей, а меня тянула «езда в незнаемое», я спотыкалась об острые углы не своих отношений.
И все-таки жить было негде и не на что. А возвращаться в натоптанное киевское прошлое я категорически не хотела.
Написала письмо моему учителю и художественному руководителю курсов Георгию Николаевичу Данелия. Начиналось оно так: «Сегодня холодно… Я снимаю… комнату. Ноль, с которого я начинаю, прошу считать нимбом… Очень хочется ЧТО-ТО делать — уже вовсю седею. Но хочется делать только ТО единственное, за что могу отвечать. Я не хочу подводить ни Вас, ни себя…»