В дверях я столкнулся с сестрой.
— Опять опаздываешь, — упрекнула она меня.
Я проскользнул в кухню и умылся. Потом прошел в комнату и, сев за наш старенький обеденный стол, стал ждать ужина. Мне, конечно, хотелось побыть одному, но я не имел права в последний вечер огорчать мать, которая меня очень любила.
Почему она так любила меня? Этого я не знал. Возможно, имело значение, что я был самым младшим в семье. Когда-то у меня был брат, которого я знал лишь по фотографии. Звали его Карлом. Он был на двенадцать лет старше меня. Его разорвало на куски гранатой на окраине нашего города. Выполняя преступный приказ нацистов, он вместе с другими подростками и несколькими пожилыми мужчинами, вооруженными четырьмя-пятью фаустпатронами, должен был сдерживать натиск наступающих советских солдат. Моя мать до сих пор не могла забыть трагической гибели старшего сына.
Может быть, мать любила меня за то, что я был очень похож на отца. Такой же высокий и худой, такие же задумчивые, темные глаза, такой же высокий лоб с чуть сросшимися бровями и такие же мягкие темно-русые волосы. Наверно, поэтому мать часто говорила мне:
— Сынок, ты такой же упрямый, как твой отец!
Но я плохо помнил отца. Он умер, когда мне было восемь лет. Токарь Вильгельм Беренмейер работал на том самом заводе, где теперь работаю я, до того дня, когда рак желудка приковал его к постели. Отца дважды оперировали, и он прожил еще три года. После смерти отца в нашей квартире стало тихо.
…Из спальни вышла мать с небольшим, покрытым пылью чемоданом. Увидев меня, она покачала головой и сказала:
— Очень мило, мой мальчик, что ты дома. — Она медленно подошла к темной потертой софе, где были разложены мои вещи.
Мама была маленькая, худощавая, уже седая женщина. Хотя не было никакой необходимости (мы с Анной неплохо зарабатывали), мама продолжала работать в доме для престарелых, где убирала комнаты, а иногда дежурила в ночную смену.
Что происходило в душе матери в тот вечер? Грустила ли она? Или вспоминала о погибшем сыне? Во всяком случае, я был рад, что внешне она была спокойной. Упаковав чемодан, мама поглядела на меня поверх очков и сказала:
— Я тебе специально положила еще две пары носков, мой мальчик. Наверное, ты не раз промочишь ноги. И если ты когда-нибудь простудишься, не забудь попарить ноги.
Вошла Анна. Подавая ужин, она пожурила меня:
— По крайней мере сегодня ты мог бы прийти к ужину вовремя!
Я склонился над тарелкой супа. К подобного рода придиркам я привык. С тех пор как умер отец, сестра чувствовала себя главой семьи. Днем она работала продавщицей в рыбном кооперативном магазине напротив нашего дома, а в свободное время занималась домашним хозяйством.
Снова вошла Анна. В руках у нее была тарелка с бутербродами. Когда она наклонилась, чтобы налить мне кофе, я украдкой посмотрел на нее. На ее широком, полном лице с большими широко посаженными глазами лежала печать жесткости. «И почему она всегда такая ворчливая и неприветливая?» — думал я. Даже когда Анна улыбалась, мне все равно не хотелось попадаться ей на глаза.
Стоя в дверях кухни, она сказала:
— Фред, ты никогда не отличался аккуратностью.
Я стиснул зубы и промолчал.
«Только не волноваться, — успокаивал я себя. — Неприятностей сегодня было достаточно».
— Ты уже со всеми попрощался? — спросила мать.
— Да, мама, — тихо ответил я.
— Мы ждали тебя к ужину, мой мальчик, но ты не пришел. Вот мы и поужинали без тебя.
— Я не мог прийти раньше, мама.
— Когда есть невеста, для матери времени не остается! — крикнула из кухни слышавшая наш разговор Анна.
Какое-то время было тихо. Только на кухне Анна гремела посудой. Мать склонилась над вязаньем. Я пил кофе.
Проходя мимо меня, Анна неожиданно заметила:
— Не чмокай так, Фред!
— Могу я пить, как мне хочется?
— Ты должен прислушиваться к моим замечаниям.
— Оставь меня в покое хотя бы сегодня!
Мать с упреком посмотрела на нас.
— Дети, ну что вы опять ссоритесь!
— Мне надоели придирки Анны! В конце концов, я уже взрослый!
— Ты еще ребенок, — ответила Анна.
Этого только не хватало. Ребенок! Я каждый день ремонтирую кузнечные прессы мощностью до трех тысяч тонн, работаю наравне со взрослыми, зарабатываю, как взрослый, скоро буду солдатом, а здесь, дома, ко мне относятся как к ребенку. Это уж слишком!
Я стал думать, как лучше отомстить сестре. И вдруг меня осенило.
Когда Анна еще раз прошла мимо меня, чтобы убрать со стола оставшуюся посуду, я стал принюхиваться.
— Боже, какой у нас сегодня запах!