В пятидесятых годах сюда прибыл строительный отряд. Строители проложили в лесу просеки, провели электричество, водопровод и построили несколько казарм для будущего военного городка. Позднее появились жилые дома, нехитрые деревянные домики для членов семей офицеров и унтер-офицеров. Около трех лет назад выстроили Дом культуры, кафе, школу и детский сад. Так возник новый населенный пункт, еще не обозначенный ни на одной географической карте.
Историю возникновения городка и прилегающего к нему поселка «Три ели» я узнал от командира нашего учебного отделения унтер-офицера Виденхёфта — сильного белокурого парня. Он был сыном рыбака с побережья Балтийского моря. В прошлом сам рыбак, Виденхёфт жил в этих краях уже пятый год и считался старожилом.
Кругом был лес: лиственный, смешанный, а больше всего хвойный. Лес начинался сразу за оградой городка. За лесом, в нескольких километрах, была пустошь, песчаная или поросшая вереском. В двух часах ходьбы к северу от «Трех елей» начиналось болото, которое тянулось до самой границы. А в непроходимых лесах вас подстерегали коварные черные озера.
Прошло три недели, с тех пор как мы высыпали из вагонов на маленькую станцию поселка Рагун. На грязной привокзальной площади нас построили в колонну. Когда мы во главе с военным оркестром проходили мимо ветхих домишек поселка, нам было весело. Но уже тогда эта веселость показалась мне какой-то подозрительной. Мы в тот момент были похожи на маленьких детей, которые не хотят показывать, что им страшно. Офицеры и унтер-офицеры, которые сопровождали нас, снисходительно улыбались. Они даже предоставили нам известную свободу действий, понимая, что для нас здесь все ново. На узкой, ухабистой проселочной дороге, прямиком ведущей через сосновый лес к «Трем елям», мы притихли: долгая ходьба в строю утомила нас. Прошли КПП городка и окончательно умолкли, когда за нами закрылись обитые железом ворота.
Да, здесь была совсем другая жизнь! Дорогая сестренка Анна, лучше бы ты обо мне так не заботилась! Как мне было тяжело первые дни! Утренняя зарядка, частые построения и маршировки, постоянные поверки, распределение на различные работы, не говоря уже о самих военных занятиях!
И все же я постепенно привыкал к новой жизни. Учился жить по распорядку, застилать кровать (что для меня было, пожалуй, самым трудным), ходить строевым шагом, отдавать честь.
Изучал воинские уставы. Узнал, какие знаки различия у ротного фельдфебеля и генерала, как вести себя в увольнении и на посту, как оберегаться от обмораживаний и потертостей при продолжительных маршах. Вскоре я с завязанными глазами мог разобрать и собрать автомат Калашникова, а также начистить ведро картошки меньше чем за пятьдесят пять минут. Раньше я за год так не менялся, как за эти несколько недель.
Я стал настоящим солдатом и ничем не отличался от других, только…
Остальные веселились и шутили. В свободное время читали, занимались спортом, пели в полковом хоре или играли в любительском эстрадном оркестре. Я же держался как-то в стороне от всех.
Почему? Почему только у меня было подавленное настроение? Мог ли я сказать, что мне здесь плохо?.. Занятия были тяжелые, но интересные.
Еда? Конечно, Анна готовила вкуснее. Но она варила только на трех человек. А здесь кормили более тысячи. И все же при всей своей простоте пища была разнообразной и питательной.
Не могу пожаловаться и на то, как нас разместили. У меня была своя кровать, тумбочка. Белье регулярно меняли. Сначала, правда, мешали спать несколько человек, которые сильно храпели, но и к этому я со временем привык. С начальниками мне повезло. Культурное обслуживание было на высоте. Раньше я никогда так часто не бывал в кино — два, даже три раза в неделю, и все бесплатно. Кроме того, в нашем распоряжении был полковой клуб с его читальными залами, бильярдной и комнатой для игры в шахматы. А в комнате культпросветработы нашей батареи каждый вечер работал телевизор. Нет, жаловаться мне было не на что.
Что же в таком случае угнетало меня? Тоска по дому, тоска по Анжеле!
Я старался скрывать свою печаль от товарищей по комнате, от командиров, что мне удавалось, так как пока еще мы мало знали друг друга. Лишь однажды, в субботу, когда мы занимались уборкой комнат, один из моих товарищей попытался поговорить со мной по душам.