Но решать легко. Труднее выполнять. С Анжелой был долговязый и бледный юноша. Приглашая девушку танцевать, он самодовольно оглядывался по сторонам. Казалось, что он беспрестанно что-то жевал. Одним словом, верзилу следовало как-то отвадить.
Но долговязый скоро понял, чего я хочу, и вскоре началась борьба за первый круг танцев. Я вышел победителем, но соперник пригрозил, что подкараулит меня около клуба. У меня это вызвало улыбку, так как я по опыту знал, что ребята такого сорта не относятся к храбрецам.
С того момента я охранял девушку, как лев. После второго круга танцев я подсел к ее столику, не обращая внимания на ее подруг. Мы пили лимонад и яичный ликер. К одиннадцати часам я уже знал, что девушку зовут Анжелой Петерман, что ей шестнадцать с половиной лет и что она учится на продавщицу тканей.
По дороге домой мы успели поссориться. Трамваи уже не ходили, и нам предстояло большое расстояние пройти пешком. В одном месте, чтобы сократить путь, я решил свернуть с улицы налево: там проходила тропинка, которая позже снова выходила на улицу. Но Анжела скомандовала:
— Держитесь правее. Улицей дойдем быстрее.
— Вздор, — сказал я, — пойдем налево.
— Нет, направо!
— Налево!
— Направо!
— Можете идти направо, если вам так хочется, — сердито сказал я. — Посмотрим, кто из нас быстрее спустится!
Мы расстались. Я зашагал по тропинке, причем не очень быстро, чтобы девушка не упрекнула меня в обмане: я и в самом деле первым подошел к месту, где тропинка выходила на улицу. Но мне недолго пришлось ждать.
— Вы устали, — съязвил я, увидев запыхавшуюся девушку.
Анжела отвернулась и засеменила дальше.
— Теперь вы, вероятно, еще и обижены?
— Вот еще!.. — Она еще больше ускорила шаг.
«Ну и пусть», — подумал я.
Мы разошлись не попрощавшись и не условившись о встрече…
Всю неделю и на работе, и дома я думал о девушке. Обрадовался, когда наступила суббота. С надеждой отправился в молодежный клуб. Но ее там не оказалось. Я прождал в зале час, потом еще полчаса, но ее все не было. Еще полчаса… Мне уже хотелось уйти, но я все же остался еще на десять минут. Тут вошла она. Оглядела зал и увидела меня. Сразу же направилась ко мне, остановилась около моего столика, озорно улыбнулась и спросила:
— Вы меня долго ждали?
С тех пор мы больше не расставались.
Мы встречались регулярно по субботам и воскресеньям и чаще всего были вдвоем. Анжела умела отделываться от подруг, что было не так-то просто. Особенно назойливой была толстая Герда, которая липла к нам, как репейник. Но, к счастью, она быстро нашла друга — того самого верзилу, которого я отвадил от Анжелы. Сначала я удивился, что Герда выбрала именно его (позднее я уже не удивлялся), но это занимало меня недолго, так как мы с Анжелой были рады, что нас наконец оставили в покое.
В будни мы почти не встречались, потому что были заняты учебой. Как это ни странно, но вскоре наша страсть к танцам остыла. Мы часами бродили по улицам и любовались витринами магазинов. Иногда катались на лодке на озере Тон. Но чаще всего гуляли в городском парке (благо вход был свободный).
В квартире вдвоем не оставались ни разу. У нас мешала моя сестра Анна, а Анжела не хотела, чтобы у нее дома знали о наших отношениях.
— Неужели твоя тетя так строга с тобой? — спросил я однажды Анжелу. Мать Анжелы, я это знал, умерла вскоре после войны, и я никогда не спрашивал девушку о ней: не хотел вызывать тяжелых воспоминаний. Тетя же вот уже около десяти лет вела хозяйство архивариуса Петермана.
— Тетя? — переспросила Анжела. — О, Фреди, тетя очень строга.
— И все же она позволяет тебе пропадать по субботам и воскресеньям.
— Она всегда узнает об этом потом, — объяснила Анжела, — потому что каждую субботу, сразу же после ужина, уходит на богослужение. А до ее общины очень далеко.
— Так, — сказал я улыбнувшись. — Но что может иметь против нашей дружбы твой отец?
— Папа стар, а пожилые люди порой мыслят старомодно: сперва обручение, потом поцелуй, — конечно, только в присутствии старших.
— Твой отец, наверное, любит тебя?
— Очень.
— А что он говорит, когда ты по субботам отправляешься на танцы?
— Мы же теперь почти не ходим туда, Фреди.
— А если…
— Тогда я ему ничего не говорю.