Хотя вот уже несколько недель, с тех пор как она согласилась выйти замуж за Чарлза, любая мелочь вдруг приобретала раблезианские размеры. Каждая маленькая кротовая кочка рисовалась ей Эверестом. Она обгрызла ногти чуть ли не до основания, она по уши напичкала себя кофеином, ее мозги то лихорадочно, как белка в колесе, работали, то полностью отказывались что-либо воспринимать. Как это не похоже на нее! Рори в семье всегда считалась самой рассудительной.
И этим еще не все сказано, с очередным вздохом подумала она.
Рори лежала без сна, ее мучили заботы. Что делать с бельем, помеченным ее именем? Платить или не платить арендную плату за следующий месяц? Ведь она проживет здесь всего две недели. Нагрянет или нет на свадьбу вся ее семья? Ясно, что они доведут Чарлза до белого каления. И когда она наконец поняла, что ей не уснуть, то решила пойти вымыть террасу. Пусть это, может быть, не самое разумное решение, принятое в середине ночи. Но по крайней мере решение. Что уже само по себе приятно.
Но, отскоблив едва ли половину террасы, она готова была уже бросить свою затею. Колени горели. Руки ныли. Дурацкая выдумка — мыть пол в середине ночи, и если Чарлз узнает об этом, он придет в ужас!
Зато теперь она так устала, что могла бы заснуть. Но не ложиться же в постель такой грязной! А если принять душ, то опять не захочется спать. Лучше все-таки домыть террасу. Все, что начала, обязательно заканчивай. Никогда не откладывай на завтра… и так далее и так далее. Она слышала подобные поучения тысячи раз, с одиннадцати лет и до того дня, когда бабушка умерла.
— А что, если отложить свадьбу? Такое ощущение, будто она надвигается на тебя, как несущийся поезд в узком туннеле, — пробормотала она. — Заткнись, слабодушная!
Рори в сердцах шлепнула щеткой об пол, разбрызгивая мыльную пену, и с остервенением принялась драить место перед половиком, где от постоянной ходьбы совсем стерлась краска.
Движения ее замедлились. Обязана ли она по закону снова покрасить пол, прежде чем съедет? Чье это дело, хозяина или съемщика?
Надо бы разыскать контракт и еще раз перечитать его.
С другой стороны, меньше чем через две недели она сама станет миссис Хозяйкой, так что какое это имеет значение?
Вспотевшая, с натертыми коленями, Рори разулыбалась. Чарлз такой педант. Это одна из самых успокаивающих его черт. Он симпатичный, он красивый, но самое лучшее в нем — крепкая надежность. Фактически к его трем именам надо добавить еще одно — благопристойность. Никогда и никто на свете не застанет Чарлза Бэнкса лежащим, к примеру, в солнечный летний полдень на траве среди кустов, почти рядом с тротуаром, и только потому, что он любит именно с этой точки разглядывать колокола на башне.
А у отца было полно таких причуд, запросто мог сотворить что-то в этом духе. Последний раз он учудил, когда навещал ее в колледже. А она вся сжалась и делала вид, будто не имеет к нему отношения.
Но в то же время другая часть Рори — она нехотя признавала ее существование и обычно скрывала ее и держала взаперти — считала, что очень забавно смотреть на мир с какой-нибудь необычной точки зрения! Вроде того, как смотришь на потолок и делаешь вид, будто это пол, и мысленно передвигаешь по нему мебель.
Она опять вздохнула, отползла назад и стала медленно перемещаться со щеткой и тряпкой к краю террасы. Сначала она вымыла ту часть, возле которой качели, и противоположную, возле которой глициния грозила захватить водосточную канаву, — ох, Бог мой, она же твердо обещала Чарлзу подрезать глицинию, чтобы кусты перестали цвести! Правда, она терпеть не может обрезать кусты. Это так жестоко. И кроме того, глициния создает своеобразный зеленый и такой уютный барьер между ее террасой и его домом.
Первое, что она утром сделает, поклялась себе Рори, отмывая ступеньки, — это попытается найти колокольчики, которые повесит в гараже, когда переедет.
Ну вот, терраса домыта. Она оставила небольшой квадрат перед дверью напоследок, чтобы войти в дом, не наследив на вымытом полу, и…
— Ох, идиотка, — пробормотала Рори, бросая щетку в ведро. Она мыла террасу, уходя от двери, а не приближаясь к ней! Неужели нельзя закончить ни одно богоугодное дело, чтобы чего-нибудь не напутать?
Схватив щетку, Рори разбрызгала во всех направлениях пахнувшую сосной мыльную пену и стала драить щетиной половицы, домывая последние несколько футов прогибавшихся досок. Она мурлыкала, сама того не сознавая, какую-то песенку о медленных кораблях в Китай и быстрых поездах на Гималаи.
Проклятие, чертыхнулась она, сердито отдирая от щетки комок жевательной резинки. Это, должно быть, мальчик Миллеров, которые живут на той стороне улицы. Ему шесть лет. На следующий год он придет к ней в класс, и первое, чему она его научит, так это класть жвачку за левое ухо, где сам Бог велел ее оставлять, если она надоела во рту!
«Медленный корабль» выпевался у нее все лучше и лучше, перенося в другой конец земли, где никто даже не слыхал ни о ней, ни о Чарлзе, ни о «Райском чае» Хаббардов! Приятное ощущение, да и работа сделана!
Левая коленка Рори уперлась в край ступеньки, а правая подошва коснулась чего-то теплого, твердого и круглого. А ведь ничего такого теплого, твердого и круглого поблизости быть не должно. Она оттолкнула это нечто, не имеющее права на существование, назад, потом потрогала ногой снова. С тем же результатом.
Кейн, ошеломленный взрывами яростной активности, сменявшимися вздохами, бормотанием и злобным шлепаньем щетки по полу, не сводил глаз с того, что могло быть только нежнейшей частью седалища, во всяком случае, в свете лампочки эта деталь выглядела именно так. Ткань на пижаме в этом месте протерлась, значит, она завтракает в пижаме, а потом одевается. А может, и после обеда носит пижаму, если не надо выходить из дома. Перед глазами у него возник образ женщины без лица, нежной, как пар, после горячей ванны и пахнущей… сосной? Нет, не сосной. Скорее лилией… или глицинией.
Этот образ стоил дальнейших исследований.
Рори, не смея оглянуться, ради опыта поджала ноги. Если это Чарлз, то ее обручение на этом и кончится. Рухнет, как карточный домик. Ну и ладно, пусть покоится в мире.
Но с другой стороны, если она сейчас, не оглядываясь, вползет в дом, то есть надежда, что они оба сделают вид, будто ничего не случилось, и когда-нибудь просто посмеются над этим происшествием.
Рори начала осторожно перемещаться к двери. Нет, Чарлз не будет смеяться. Если это Чарлз, то ей предстоит пережить очень неприятное объяснение.
С другой стороны, если это кто-то еще…
О Боже. Думай, Кристел Аврора Хаббард, думай! Или ты закричишь и позовешь на помощь, рискнешь разбудить Чарлза, чтобы он прибежал спасать тебя, или ты сделаешь бросок к двери, запрешься и наберешь 911…
Но не успела она сделать свой выбор, как ладони ее заскользили по мокрому полу, и она растянулась на террасе. Ухватившись рукой за раму, обтянутую сеткой от москитов, и дернув ее на себя, Рори заскулила от отчаяния. Сетчатая дверь не открывалась, упершись в ее распростертое тело. Она отползла назад и почувствовала, как ее левая нога толкнула пластмассовое ведро. Раздался приглушенный стук, потом удар, всплеск и чье-то «ох». Именно в таком порядке.
— Ох, черт возьми, леди, вы только посмотрите, что вы наделали! А у меня с собой лишь две пары джинсов.
Раздираемая ужасом и любопытством, Рори ухитрилась чуть повернуть голову. Через секунду она даже вспомнила, что нужно дышать.
Это не Чарлз. Она не опозорена навеки. Это незнакомый человек. Если бы у нее сохранилась хоть крупица здравого смысла, она бы испугалась до потери сознания, но почему-то незнакомец, облитый с головы до ног грязной водой, не выглядел угрожающе.
— Придется устроить стриптиз, иначе этот птеродактиль в доме напротив убьет меня за то, что я наследил на чистых полах.
— Чарлз? — с трудом квакнула Рори.
— Домоправительница. Миссис Как-ее-имя.
— Миссис Маунтджой. Значит, вы знаете Чарлза?