— Всё, — говорит Петрович. — Больничный закончился, а через неделю у меня отпуск. Сяду в машину — и попру на Землю.
«Землёй», как я понял, северяне называют те места, где почва — не сплошные болота и пески, как здесь в Тихом и его окрестностях, а нормальная земля, в которую можно «сажать картошку». Именно этим (непонятным для меня) сажанием картошки собирается заняться в своём непонятном отпуске Петрович.
— Я ещё по «зимнику» проскочить успею, — говорит он, смотря на карту, — а через пару недель постепенно растает всё на хер.
Как объяснил мне Петрович, сейчас дорога, связывающая Тихий с «землёй», — это просто укатанные замёрзшие болота. Как только температура воздуха поднимается, зимняя дорога — «зимник» — превращается в кашу. И всё. Покинуть эти места можно будет только по воздуху. Либо когда окончательно растают все реки — на пароме.
Но Петрович собирается «проскочить» по «зимнику», и все его мысли и разговоры крутятся вокруг этого. Тема для меня неинтересная, и слушаю я вполуха, озираясь по сторонам.
Потом он жмёт мне руку, и, навешав на себя сумки и подхватив чемодан, исчезает за стеклянными дверями: там его встречает сын на автомобиле. Люди снуют туда и обратно постоянно. Вот только что вошли, громко стукая о пол ботинками, стряхивают налипший снег два вахтовика-бурильщика. Они, перекинувшись парой слов с охраной, идут мимо меня к лифту. За ними остаются бело-мокрые следы — снег забился в протектор подошв и теперь вываливается при ходьбе маленькими кусочками.
Я наклоняюсь и сжимаю в ладони два белых быстро тающих квадратика. Холодные…
Смотрю на карту. Место, где паромы отправляются на «землю», — речной порт К-420. Второй пункт (прибытия) называется Тарко-Сале. Оттуда тянется жёлтая ниточка — дорога, вплетающаяся в паутину таких же нитей. Странные, ничего не говорящие мне названия. Я раскрываю ладонь: мокрая. Белых квадратиков нет. Скучно. Я иду к лифту. Скоро обед.
— Как это — не снятся сны? — Ярик явно удивлён. Он и Юра, в очередной раз скручивая «джойнт», пытаются поднять завесу над моим прошлым и задают множество вопросов. Например, что мне снится по ночам.
— Так это, — отвечаю я и поясняю, что сон для меня — лишённый смысла ритуал: вечером я закрываю глаза, а спустя секунду открываю их утром. Между этими двумя мгновениями не происходит абсолютно ничего.
— Как? СОВСЕМ ничего? — спрашивает теперь уже Юра.
— Ага, — не понимаю, что их так особенно удивляет. Мне всегда казалось: СОН — это и есть то, что со мной происходит.
— Да… Персонаж… — Ярик задумчиво почесал макушку и, прикурив самокрутку, отдал её Юре.
— Персонаж же стопудово, да? — Юра кивает в мою сторону, — только из какого фильма? Попроси его, он тебе о голосах в своей башке сейчас расскажет.
— Правда? Голоса? Чё говорят? — Ярик смотрит на меня недоверчиво. Самокрутка вернулась к нему.
— Шутка, — сказал я, — пошутил я так. Хотел посмотреть, что Юра делать будет.
— Ха! — Юра ухмыльнулся. — Если бы я в тот момент не был так занят, то сразу побежал бы вызывать реактивный самолёт из клиники Кащенко. Там такие клиенты всегда нужны. С голосами в башке…
— А клёво было бы, если у Дро бы в башке бы голоса бы были… — Ярик хихикнул. — … Бы…
Юра тоже хихикнул и затянулся.
— Мы бы тогда спрашивали у Дро: «Эй, какие цифры в «Спортлото» выигрышные… Например,»5 из 36»?» Дро бы спросил бы у голосов, те ему ответили бы. Дро нам сообщил. Мы правильные цифры зачеркнули, в Москву на Шаболовку послали, и — хопчик! — деньги в кармане.
— Ага… — Юра опять хихикнул. — А вдруг голоса ему приказали бы принести в жертву какому-нибудь Вуду?
Ярик, который в этот момент втягивал дым, поперхнулся и закашлялся. Потом сказал, обращаясь ко мне:
— И что? Ты бы, Дро, если бы голоса тебе сказали бы нас убить, взял бы скальпель бы и порезал бы нас ломтями? — он хихикнул. — … Бы?..
— Не знаю… — ответил я.
— Очень хорошо! — сказал Юра. — Мы тут его чаем поим с молоком и сахаром, а он нас скальпелем резать собрался!
— Да я…
— Неблагодарный!
— … никого резать…
— Мы для него тут как семья практически, а он нас скальпелем!
— … не собирался я никого резать!
— Да! — Ярик захохотал. — Если мы семья, то кто в ней мама? Ты что ли? Мама Юра? — и Ярик зашёлся в таком приступе хохота, что упал вместе со стулом на пол.
— Да-а… — протянул Юра, смотря на корчащегося в судорогах смеха Ярика, и затянулся маленьким, обжигающим пальцы, остатком самокрутки. — Да-а…