Выбрать главу

Кстати, с этим пресловутым Фемистоклом была связана замечательно смешная история. Однажды летом они выпивали с Катюхой у него дома и, чтобы немного освежиться, вышли на балкон. Тут Фемистоклу захотелось отлить, но идти в сортир показалось слишком долго и утомительно. Недолго думая и нисколько не стесняясь стоявшей рядом Катюхи, он достал свой длинный шланг и приступил к процессу облегчения. Как сказал бы один школьный классик:

Под ним — струя светлей лазури, Над ним луч солнца золотой…

На беду ленивого Фемистокла, этажом ниже жил подполковник милиции — начальник их местного отделения, — который как раз в этот момент пил чай на балконе в обществе своей дородной супруги.

«Никак дождик пошел?» — обрадовалась она, протягивая пухлую руку под самую струю. Увы, к ее большому негодованию — и еще большему негодованию ее мужа! — это оказался совсем не дождик! После этого начальнику отделения не стоило особого труда оштрафовать злополучного Фемистокла за то, что он «мочился в неположенном месте, оскорбляя этим общественную нравственность».

Я не мог запретить Кэт посещать всех этих клиентов, поскольку именно их денежки шли на оплату комнаты для ее сына. Ну, действительно, не оплачивать же мне проживание этого змееныша из собственного кармана! Достаточно того, что я содержу его матушку и отправляю ее только на самые выгодные заказы.

Помимо вышеупомянутых «постоянников», у Катюхи имелась еще масса знакомых, которые имели обыкновение неожиданно объявляться в самое неподходящее время, — и это меня изрядно бесило. Да и что бы вы сами почувствовали, если в три часа ночи мобильник громко играет знаменитую мелодию из «Крестного отца», после чего неведомый абонент начинает уговаривать лежащую рядом с вами женщину немедленно приехать, обещая заплатить целых триста баксов! Чтобы не возненавидеть эту чудную музы ку, мне даже пришлось заменить ее на самый пошлый современный шлягер!

— Ну и куда ты сейчас поедешь? — сонно поинтересовался я, когда она закончила разговор, пообещав перезвонить. — Прислушайся повнимательнее — на улице ни одной машины. А сам я тебя, разумеется, не повезу.

— Ну и ладно, — в ответ вздохнула Катюха и нежно прижалась щекой к моему плечу, — мне и самой ужасно не хочется куда-то ехать…

Впрочем, все это были еще только цветочки, а ягодки начались позже!

Когда Кэт не было рядом и у меня поневоле возникало свободное время, я принимался размышлять о собственной жизни и о том, что делать дальше, — тем более что в следующем году мне стукнет тридцать семь лет. Грустно достигнуть пушкинского возраста, не совершив ничего настолько примечательного, что стало бы интересно потомкам…

В свое время у меня имелось несколько целей — во-первых, счастливая любовь и брак с той самой Мариной. Увы, но с этим совершенно ничего не получилось. Второй целью было заработать денег и вырваться из удушающих объятий нищеты — ну, с этим я кое-как справился, хотя если дела не пойдут в гору, то именно эта цель снова может стать решающей. Третьей целью — и об этом я много рассказывал в предыдущих «Записках» — было желание проникнуть в политическую элиту и бросить малопочтенное занятие сутенерством. И это мне практически удалось, но лишь на очень короткое время, после чего меня кинули, как самую последнюю б…!

И ведь кто кинул — господин премьер-министр Куприянов, которому я когда-то оказал столько услуг — и это помимо услуг самых симпатичных девушек, среди которых, кстати, была и Катюха! И хотя расстались мы вполне дружески, известие о его снятии и замене на совершенно невразумительного человечка, являвшего собой образец человеческой серости, я воспринял с откровенным злорадством. Но да что теперь об этом вспоминать, когда самому скверно…

Короче говоря, в этой жизни я пытался добиться трех классических вещей — любви, денег и власти, но практически ни в чем не преуспел. И что делать дальше — не ревновать же Катюху к ее многочисленным «друзьям», как она их сама называла! Кстати, в отличие от той же Виктории, молчаливо осуждавшей мои измены с нашими девчонками, Кэт была абсолютно лишена чувства ревности, зато обожала старинную дворянскую забаву — чтобы ей чесали пятки. Сам-то я ужасно боюсь щекотки — и потому ревнив как дьявол к божественной благодати.