Кстати, эта милая дама тогда первой подошла ко мне и затеяла разговор, представившись супругой хозяина дома — классный, кстати, был мужик — совершенно без понтов и весьма щедрый…
— Ну что, вспомнили? — улыбнулась она.
— Разумеется, вспомнил… Ведь вас зовут Елена Борисовна — не так ли?
— Правильно, но лучше просто Лена.
— Так вы знакомы? — коротко удивилась Любаша, но тут же сбилась на взволнованный рассказ о судьбе несчастного зайчишки. Все это время мы с Серафимом откровенно скучали, налегая при этом не столько на кофе, сколько на вкуснейший ирландский молочный ликер.
— Кстати, Любаша, — вкрадчиво улыбаясь, заявил мой друг, когда она наконец замолчала, — ты еще не показала нам свой дом, а ведь обещала, помнишь?
Я прекрасно понял его хитроумие, поэтому протестующе замахал руками:
— Это вы без меня. Иди, если хочешь, а мы пока побеседуем с Еленой.
Серафим что-то шепнул лукаво улыбавшейся Любаше, после чего они дружно встали и удалились — можно не сомневаться, что прямо в спальню.
— Так вы по-прежнему заняты тем же бизнесом? — спросила Елена, когда мы с ней оба закурили: она — гонкую ментоловую сигарету, а я — свое любимое легкое «Мальборо».
— Да, занят, — рассеянно кивнул я, любуясь на красивый белый сапожок. Моя очаровательная собеседница закинула ногу на ногу и теперь кокетливо им покачивала.
— Интересное, должно быть, занятие…
— Настолько интересное, что я в свое время даже начал вести дневник. Кстати, может быть, уже в этом году благодаря стараниям одного профессионального писателя он будет опубликован в виде книга. «Записки сутенера» называется.
— Вот как? Любопытно, наверное, почитать.
— Надеюсь, что так.
— А простите, сейчас эти ваши «Записки» в каком виде находятся?
Я недоуменно посмотрел на Елену и, не поняв вопроса, ответил совсем на другое:
— Каждую неделю я стараюсь редактировать по-новому. Мне кажется, что для написания просто хорошего романа важна каждая мелочь, в то время как для написания великого или графоманского романа — только наличие или отсутствие таланта.
— Это все очень интересно, — засмеялась моя собеседница, — но я вас спрашивала о самой простой вещи: ваш роман уже распечатан или пока имеется только в электронной версии?
— Рукопись я отдал этому самому писателю, поэтому сейчас роман у меня только в домашнем компьютере.
— Тогда пришлите его мне по Интернету, — неожиданно предложила она.
— Почему бы и нет?
— В таком случае вот вам моя визитка со всеми телефонами и электронным адресом.
— Хорошо, сегодня же вечером я так и сделаю, — пряча визитку в нагрудный карман рубашки, пообещал я.
После этого повисло неловкое молчание. Мне так давно не доводилось общаться с порядочными женщинами, что теперь даже толком не знал — как себя вести и о чем разговаривать. В растерянности погасив сигарету, я встал и прошелся по гостиной. Затем, заметив в углу икону, подошел поближе и, покачав головой, небрежно щелкнул пальцами. Любаша всегда была очень религиозной и не расставалась с золотым крестиком на тонкой цепочке даже во время самых буйных оргий.
— Судя по этому жесту, вы в бога не верите? — раздался позади голос Елены.
— Нет, не верю.
— А почему?
— Видимо, потому, что я еще не до конца разочаровался в жизни.
— Я вас не совсем понимаю…
— Да все очень просто. По моему глубокому убеждению, разочарованные в любви ищут утешения в славе, разочарованные в славе ищут утешения в любви, но у людей, разочаровавшихся в двух самых сладостных земных вещах, остается только одна дорога — к богу.
— Интересно рассуждаете. Но еще интереснее в наше время увидеть настоящего живого атеиста!
Я почувствовал в ее голосе иронию и, улыбаясь, вернулся на свое место.
— Да, я искренне восхищаюсь нобелевским лауреатом по физике Виталием Лазаревичем Гинзбургом, который не стесняется признаваться в атеизме даже в присутствии президента. Однако большинство наших сограждан почему-то предпочитают верить не уважаемому академику, а полуграмотным галилейским рыбакам, две тыщи лет назад насочинявшим небылиц аж на четыре Евангелия! Можно подумать, что сказка, освященная многовековой традицией, достоверней последних научных достижений! Да и вообще, порой мне ужасно хочется воскликнуть в адрес всех господ христиан: «Ну и надоели же вы со своим распятием! Сколько можно об одном и том же? Китайская пытка крысой, которая выедала внутренности еще живого человека, является несравненно более ужасной!»