Один мой приятель предложил на паях организовать свое издательство и заняться выпуском аналогичной литературы. Мы зарегистрировали свою фирму и начали весьма удачно — со сборника одного самодеятельного поэта, который, чтобы оплатить его издание, продал собственные «Жигули». Да, были тогда и такие сумасшедшие, которые продавали имущество не ради того, чтобы вложить все денежки в акции одной из многочисленных финансовых пирамид, а чтобы увидеть свое имя на обложке и вволю надышаться упоительным ароматом типографской краски! Из всех многочисленных поэтических опусов данного автора мне лично запомнилось только одно нелепое двустишие:
Однако с порнографией решили не связываться, поскольку моего приятеля осенила гениальная мысль — издать замечательное, хотя и давно забытое в России продолжение знаменитой книги Джерома К. Джерома «Трое в лодке, не считая собаки».
Обнаружился удивительный факт — в то время как эта повесть многократно переиздавалась в советские времена, ее непосредственное продолжение — «Трое на велосипедах» (в котором знаменитые друзья, но уже без всякой собаки катаются по Германии), четырежды переведенное в начале XX века, после 1917 года почему-то подверглось незаслуженной опале, хотя там были безумно смешные сцены, вроде той, когда Джордж, придя в немецкий магазин, пытается купить себе подушку, а вместо этого получает поцелуй одной из юных продавщиц. Потом оказалось, что он перепутал два схожих немецких слова — ein Kuss (поцелуй) ein Kissen (подушка).
Я лично пошел в библиотеку и сделал ксерокс этой книги, после чего мы запустили ее в производство и, предвкушая неплохие барыши, чуть было не почили на лаврах, позволив себе раньше времени сходить в дорогой кооперативный ресторан. А ведь рабочие арендованной ими типографии после акционирования оной совершенно обленились, пьянствуя целыми днями у старенького черно-белого телевизора. Чтобы хоть немного призвать их к порядку, немолодому бригадиру каждый раз приходилось громогласно объявлять:
«Включай рубильник, выключай мудильник!»
Последним словом обозначался как тот самый телевизор, так и обычный трехпрограммный радиоприемник. Рабочие нехотя подчинялись и, недовольно ворча, разбредались по своим местам. Естественно, качество производимой печатной продукции оставляло желать много лучшего (случался даже откровенный брак в виде напечатанного вверх ногами текста), однако мы не отчаивались, решив при первом же удобном случае найти себе типографию поприличнее.
Увы, но даже столь захудалое заведение в один далеко не прекрасный день посетили самые настоящие рэкетиры, вооруженные бейсбольными битами (ох, уж это влияние американских фильмов, «разрекламировавших» столь удобное оружие!) и ведомые наглым и горластым главарем, чем-то напоминавшим поэта — шестидесятника.
Ловко орудуя этими самыми битами, они загнали нисколько не сопротивлявшихся работяг в подсобное помещение, где те немедленно принялись «квасить», ничуть не беспокоясь о сохранности имущества собственной типографии. Оставив одного из своих громил караулить рабочих, остальные рэкетиры принялись упоенно крушить скромное оборудование.
Из трех учредителей фирмы в тот момент в помещении типографии находился только наш общий друг, который благодаря своему высшему экономическому образованию числился у нас главным бухгалтером. Быстро сориентировавшись в обстановке, он успел запереться в туалете, обеспечив тем самым сохранность собственной физиономии.
Чего нельзя сказать о ни в чем не повинном бригадире! Вволю покуражившись над типографскими станками, рэкетиры набили ему морду, после чего по очереди помочились на часть отпечатанного тиража и весело удалились. Примчавшись по звонку нашего друга, мы в ужасе схватились за головы. Убытки от погрома были сопоставимы со всей имевшейся на банковскому счету нашей фирмы наличностью, поэтому допечатывать тираж в другом месте было просто не на что! Моему другу даже пришлось взять пример с вышеупомянутого поэта и продать собственные «Жигули». После этого он проклял современный российский бизнес и сгинул где-то за границей, так что наши отношения прервались.