Как видите, идея была простой, но заманчивой — и простодушный бомжайский народ повалил валом, восприняв эти мелкие шарики в качестве манны небесной. Одалживаясь у друзей и знакомых, будущие сортировщики тащили домой мешки весом в десятки килограммов, после чего немедленно подключали к работе всех своих близких. Через какое-то время половина населения города сидела дома, лихорадочно сортируя разноцветную пластмассовую дребедень.
Стоит ли говорить о том, что, когда настал день выплаты обещанного вознаграждения, на дверях пресловутой фирмы красовался могучий амбарный замок?
Один из киевских тележурналистов, делавший сюжет о данной афере, попутно выяснил, откуда взялись эти дурацкие шарики, разноцветным дождем просыпавшиеся на несчастный, одураченный город. Оказалось, что они представляли собой наполнители для детских погремушек, производились на игрушечной фабрике соседнего городка и стоили не больше гривны за килограмм. По подсчетам того же журналиста, эта афера принесла ее организаторам не меньше ста тысяч долларов!
— И что было дальше? — полюбопытствовал я, подливая обеим шампанского. Мы сидели в моей квартире, обильно встретив Новый год полчаса назад. Собрались мы рано, поэтому к бою курантов уже изрядно надрались. Честно говоря, к обеим красоткам я был абсолютно равнодушен, поэтому мечтал только об одном — поскорей бы закончить эту проклятую ночь, дождаться возвращения Катюхи и в компании с ней отмучиться похмельем первого января.
— А дальше он не только щедро со мной расплатился, — скромно призналась белокурая харьковчанка, — но даже медалью наградил.
— Чего?
— Не веришь? Тогда щас покажу. — И она действительно извлекла из своей сумочки самую настоящую медаль на оранжевой планшетке. В переводе с украинского надпись гласила «За участие в померанцевой революции!». У меня даже удостоверение к ней есть! — дополнительно похвасталась она.
— А еще мы обе прикупили себе оранжевого белья, — продолжала Наталья, — бюстгальтеры, трусики, чулочки, комбинации…
— Только ты сдуру пыталась подарить свой оранжевый бюстгальтер Тимошенко!
— Как это? — немедленно заинтересовался я, вспомнив миловидную украинскую политиканшу.
— Да ну, — засмущалась киевлянка, и тогда рассказывать пришлось Лене:
— Натаха случайно оказалась в толпе поблизости от Юлии Тимошенко и, когда та стала проходить мимо, кинула ей бюстгальтер. Но охранники усмотрели… даже не знаю что — то ли угрозу, то ли кощунство, — и порвали этот несчастный лифчик на клочки.
— Один даже попытался мне по физиономии съездить, да люди заступились, — смущенно призналась Наталья. — Подумаешь, что я такого сделала!
— Ну, мать, ты меня просто удивляешь! — восхитился я этим трогательным простодушием. — И как тебя только угораздило перепутать Марфу Посадницу с вавилонскою блудницей!
— Но самое смешное случилось в поезде, — вдруг вспомнила Лена. — Натах, расскажи ему сама.
— А что было-то?
— Да понимаешь, — начала Наталья, — билетов нам с Ленкой в одно купе не досталось, поэтому мы ехали в разных…
…Среди ночи Наталья проснулась от неприятного ощущения, словно бы ее что-то ударило по лицу. Недовольно пошевелившись на нижней полке купе, она вдруг уперлась плечом во что-то твердое, но осклизлое. Подняв этот предмет, Наталья поднесла его к окну и в тусклом свете проплывавших за окном фонарей с омерзением увидела, что это вставная челюсть!
Вскрикнув, она резко приподнялась, стукнулась головой о нижнюю полку и тут же закричала снова, поскольку оттуда свесилась старая, морщинистая рука, похожая на лапу вампира, и скрипучий голос лежавшего наверху пенсионера сварливо поинтересовался:
— К вам там мои зубки не упали?
Бедная Наталья вскочила на ноги, бросила челюсть ему на одеяло и побежала в туалет, где долго и тщательно мыла лицо и руки, стараясь избавиться от проклятого ощущения осклизлости. Когда она наконец снова вернулась в купе, там было тихо.
Наталья осторожно легла на свое место и какое-то время чутко прислушивалась к каждому звуку. Стоило ей начать засыпать, как под самым ухом раздался ужасающий грохот. Она мгновенно вскинулась и вновь закричала от страха. На полу, прямо под ней, валялись два металлических мужских протеза, обутых в грубые башмаки!
— Что вы так орете, девушка? — недовольно спросил тридцатилетний внук пенсионера — инвалид Афганской войны, — лежавший на нижней полке. — Ну, упали мои ноги, ну и что? Дайте же наконец поспать!