Глаза девушки были полны ужаса, и только сейчас, сам не понимая почему, Этерстон догадался, что она англичанка. Она была гораздо тоньше и изящнее остальных девушек и обладала какой-то особой грацией, отличающей ее от плотных, коренастых немок, стоящих на другом конце помоста. У нее было лицо сердцеобразной формы, маленький прямой нос и четко очерченные чувственные губы. Даже невооруженным глазом можно было заметить, что она принадлежала к совершенно иному классу, нежели остальные женщины.
Затем Этерстон заметил еще одно отличие, вначале ускользнувшее от его глаз. Дело в том, что зрачки остальных девяти девушек были расширены, и глаза их казались почти черными от наркотиков, тогда как англичанка, как стало ясно герцогу, еще не успела испробовать опасного зелья.
Он пытался догадаться, как же она попала на невольничий рынок. Девушка была очень молода, и, чем больше герцог смотрел на нее, тем более убеждался, что происходила она из благородной семьи.
Немка и голландка, вероятно, были из прислуги, армянки и ливанки обладали неким шармом, позволяющим думать, что они, может быть, даже пробовали свои силы на сцене, пока их не заманили или помимо их воли не вывезли в Алжир. Одна армянка смотрела вызывающе-смело, ливанка, скорее всего, не отличалась большим умом и с трудом сдерживалась, чтобы не захихикать. Она, однако, была довольно миловидна и, кроме того, могла привлечь арабов своим пышным бюстом.
Взгляд герцога снова остановился на англичанке, и в это время патрон вышел вперед и сказал, что будет предлагать девушек по очереди, и обладателем рабыни станет тот, кто сможет как можно дороже заплатить.
— Разрешите мне, однако, напомнить вам, господа, что женщина не должна отлучаться из этого дома. Она будет вашей, пока вы этого хотите. Потом вы можете перепродать ее.
Шейхи начали ворчать, ведь правила эти были прекрасно известны, и не стоило лишний раз тратить время на ненужные разъяснения.
— Ну что же, начнем торги? — спросил патрон.
Старик, сидевший в дальнем конце комнаты, осведомился, нельзя ли сначала посмотреть девушек поближе.
— Я хочу знать, что я покупаю! — резко сказал он.
Патрон разрешил всем желающим подойти к девушкам, которых они намеревались купить, запретив им, однако, прикасаться к будущим рабыням и вступать с ними в разговоры.
Старик, попросивший позволения получше рассмотреть девушек, встал и прошел через всю комнату. Герцог понял, что шейх страдал очень распространенной в Африке болезнью глаз, и сразу догадался, почему ему было трудно рассмотреть «товар» на расстоянии.
Этерстон подождал, пока полдюжины мужчин рассматривали девушек, словно животных, вглядываясь в их тела, покрытые прозрачными газовыми покрывалами. Потом и он поднялся с дивана и, к немалому удивлению Николая Власова, подошел к англичанке. Герцог посмотрел на нее, она на него. Подобного выражения лица он еще не видел ни у одной женщины. Девушка вначале отшатнулась, по что-то в облике Этерстона внушило ей доверие, и она почти неслышно прошептала по-английски:
— Спасите… меня! Спасите… меня!
Несмотря на то что она говорила очень тихо, евнух услышал ее слова. Он что-то очень резко сказал девушке и замахнулся на нее рукой. Герцог хотел силой остановить его, но сдержался и вернулся к своему дивану.
— Осторожно! — шепнул ему по-французски Власов.
— Я намерен купить ее.
— Если ты даже это и сделаешь, тебе все равно не разрешат забрать ее отсюда.
— Я все равно куплю ее. Это, по крайней мере, даст мне время подумать, что можно сделать для ее спасения.
— Но это же безумие! — отрезал Николай Власов. — Я не для этого привел тебя сюда.
— Да ты только взгляни на нее, — мягко произнес герцог.
— Согласен, что она англичанка, и очень красивая, — признал Николай Власов, — но ты ничего не можешь сделать для женщины, которая попалась к ним в сети. Они никогда ее не выпустят.
— Они, конечно, запросят за нее огромную сумму? — осведомился герцог.
— Сомневаюсь, — ответил Николай. — Здесь свои правила, и я подозреваю, что этот человек просто посредник. Всем заправляют более высокие чины. — Бросив взгляд на патрона, он продолжил: — У этого человека нет средств, чтобы платить сутенерам за блестящее содержание публичного дома и за свой счет перевозить женщин из всех частей Европы.
Эти слова вернули герцога на землю.
Однако, снова взглянув на англичанку, он понял, что, каким бы безумием это ни было, он не может допустить, чтобы она осталась здесь. Она резко отличалась от стоящих рядом с нею женщин и к тому же, как заметил его друг, была необычайно красива, но не кричащей плотской красотой ее товарок по несчастью. У герцога сложилось впечатление, что не попади они в Алжир, их все равно не миновало бы занятие древнейшей профессией.