После второго такого прыжка они очутились в небольшом дворике с дверью, выходящей на улицу, и герцог стал молить Бога, чтобы она была открыта.
Во дворе было очень тихо, и герцог увидел, что это было грязное, неухоженное место, заставленное коробками и тюками, очевидно задний двор какого-то магазина. Теперь оставалось только надеяться, что владелец жил где-нибудь в другом месте.
Герцог на цыпочках прошел по шероховатым камням, которыми был вымощен двор, и потянул за ручку двери. К его ужасу, дверь не поддалась. Вторая попытка также не увенчалась успехом. Селина коснулась его плеча, и, обернувшись к ней, герцог увидел, что она показывает пальцем вверх — дверь была закрыта на засов. Засов был очень крепкий, но герцог, отодвинув его, обнаружил, что внизу имеется еще один. Наконец преодолев и эту преграду, они оказались в маленьком переулочке.
Пробираясь по крышам, герцог свил простыню, похищенную из спальни публичного дома, в виде каната и обернул ее вокруг пояса. Теперь он расправил простыню и обвил ею Селину, с удовлетворением отметив, что она доходит девушке до колен.
— Теперь вы похожи на арабку, — сказал он, — только закройте лицо.
Она молча повиновалась ему, и они продолжали двигаться по переулку.
— Идти будем быстро, но бежать не надо, — сказал герцог. — Это может вызвать подозрения.
Он говорил очень спокойно и тихо, зная, что здесь, в туземном квартале, обязательно найдутся глаза и уши, чтобы подслушать и подглядеть. Но переулок был совершенно пуст, и только кошки да собаки рылись в грудах мусора возле лишенных окон домов.
Они стремительно двигались туда, где, как считал герцог, находился главный вход в Казбу.
Искать другой путь не было времени. Вдруг они услышали у себя за спиной звук чьих-то тяжелых шагов. Шаги становились все ближе, и Селина нервно посмотрела через плечо.
— Мы должны бежать! — шепнула она.
Вместо ответа герцог почти грубо схватил ее за руку и потащил к двери ближайшего дома, где можно было укрыться в небольшом углублении, отделявшем дверь от дороги. Он знал, что человек, приближающийся к ним, может заметить их, лишь вплотную подойдя к ним, а черный костюм сделает их невидимыми в ночной темноте.
Шаги становились все ближе, и когда человек оказался всего в нескольких футах от них, герцог узнал в нем одного из рослых, широкоплечих слуг публичного дома, в руках которого герцог даже при слабом свете звезд безошибочно узнал нож.
Не долго думая, герцог выскочил из своего убежища и нанес человеку удар прямо в лицо. Араб, застигнутый врасплох, пошатнулся и инстинктивно поднял нож. С мастерством опытного боксера герцог левой рукой ударил по руке араба, а правой — по подбородку.
Человек отпрянул, а герцог продолжал наносить удары. Нож выпал из рук араба на землю, а он упал, ударившись головой о ступени крыльца. Герцог нагнулся над ним, неподвижно лежавшим, не теряя времени, схватил Селину за руку, и они снова пустились бежать вниз по переулку.
Так они пробежали еще немного, пока наконец герцог с облегчением не увидел ступенек, по которым еще недавно они поднимались с Николаем Власовым. Он знал, что у входа их ждет экипаж.
Прежде чем они спустились, герцог вдруг заметил другого слугу, идущего за ними, правда, на почтительном расстоянии, но одетого точно так же, как первый.
Герцог и Селина побежали, а человек начал что-то кричать им вслед. Голос его звучал в темноте весьма угрожающе, но слов было не разобрать. Когда они достигли входа, герцога на какой-то момент охватил страх при мысли, что экипажа может и не быть, но тот стоял невдалеке, внизу на дороге.
Этерстон подбежал к нему, открыл дверцу и почти втолкнул туда Селину.
— На набережную! — приказал он кучеру, тот стегнул лошадей, и экипаж тронулся.
Они оба задыхались от быстрого бега, а Селина издавала почти рыдающие звуки.
— Мы сделали это! — торжествующе произнес герцог.
Ему до сих пор не верилось, что он оказался втянутым в столь дерзкую и рискованную авантюру. Не нокаутируй герцог первого слугу, вероятно, он сам сейчас лежал бы в канаве мертвым или тяжелораненным, а Селина была бы возвращена в публичный дом.
Тогда он ничего больше не смог бы сделать для нее.
Даже если бы он выжил и подал в суд на своего обидчика, нашлась бы дюжина подкупленных свидетелей, готовых заявить, что герцог был пьян, что он первым начал драку, а слуга был далеко, когда на него напали. Иностранцев, прогуливающихся в этой части города, постоянно подстерегала какая-нибудь опасность.
У герцога было приподнятое настроение, хотя он понимал, что все могло кончиться очень плохо.