Пять лет назад Ригарду приказали найти двадцатитрёхлетнего колдуна-японца, сбежавшего из своей страны в Швецию. Позже, отыскав того в одном из портовых городов, он получил более детальные инструкции: сблизиться, втереться в доверие, следить за ним, пока не получит новые распоряжения. Спать с Каином — личная инициатива Ригарда. Ему даже стал нравиться этот дикий зверёк — забавный и дерзкий. Но больше всего прельщала тьма, таящаяся в нём. Каин стал первым за тысячу лет шаманом, которому оказалось по силам сдерживать древнего демона. Хоть парень и говорил о том, что победил проклятие внутри себя — Ригард не верил. Будь это так, организация не заинтересовалась бы им.
Ещё один посланник появился внезапно: сказал подсунуть парню информацию о сосуде Сукуны и отправиться с ним в Токио, а ещё оставил контакты сильных проклятий в Японии. Дальше с Ригардом общались двое: черноволосый буддистский монах и безумный парень, с ног до головы покрытый швами. Последний сегодня утром убедился лично: душа Призрачной Королевы Нами всё ещё жива внутри Каина. Он же помог Ригарду быстро залатать раны, передал ему артефакты и отправил обратно на территорию школы. План работает как часы.
Ригард идёт по коридору, перекидывая пальцы из одной руки в другую. Нужно дождаться, пока крысёныш со своим парнем-фокусником вернётся, а потом запихнуть в Итадори проклятые останки Сукуны.
========== Всепроникающее страдание ==========
Десять лет назад.
Казуки долго бродил по тёмной равнине и думал о том, сколько же времени ему удалось выиграть. Он смирился с тем, что эта пустая и холодная гладь, где невозможно отличить землю от неба, — вечное пристанище его умершей души. Нода хотел бы сесть и закрыть глаза, замерев навеки в неподвижной позе. Но терзающая, беспощадная мысль гнала его вперёд: хватило ли Годжо времени на то, чтобы убежать?
Казуки с ужасом и отвращением понял, что ему плевать на весь мир, на самого себя — только бы Сатору скрылся от пробудившегося проклятия.
Когда сквозь тёмные волны, наполняющие пространство, голос Годжо долетел до Казуки — он разрыдался от облегчения. И тихий шёпот подтверждал не только то, что Сатору жив, но и то, что не умер и сам Нода. Иногда скулящий, иногда надрывно бодрый, голос умолял Казуки очнуться, клялся никогда не оставлять, оберегать от всех и вся.
И Нода снова думал не о победе над проклятием, а о том, сколько же времени он может попытаться выгадать ещё. Он рвал телом пелену чёрного света, стараясь найти на равнине хоть что-то кроме пустоты. Казуки стал упорным и ожесточённым, пропуская сквозь пальцы тёмный песок. Ему нужно ещё немного: забрать тело хоть на сколько-нибудь, чтобы успеть утешить Годжо и попросить жить без оглядки на прошлое. Последним желанием загадать смерть от его рук.
Поэтому Казуки шёл не разбирая дороги, повторяя бесконечной вереницей: «Ещё хотя бы десять минут, час, месяц, год, пять, десять…». Это стало его гимном, который давал силы отвоёвывать у мрака очертания тела, перебирать ногами, впиваться глазами в клубы чёрного песка. Нода проклинал тьму и умолял её.
Теперь — Казуки не знает, сколько времени прошло — он по инерции в бреду твердит собственное заклинание, уже почти утратив веру в то, что когда-нибудь сможет выбраться. Но мысль о том, что он не успел попрощаться с Сатору, не даёт покоя сведённым от усталости конечностям — Казуки уже не идёт, а ползёт, цепляясь пальцами за песок.
Вдруг — он сначала отказывается в это верить — впереди открывается портал из пламени и белого света. Казуки выталкивает своё тело, чувствуя, как оно по мере падения становится всё больше похожим на душу, занимающую положенное место.
Нода видит перед собой неприятно яркие после пустоты огоньки свеч, выставленные по периметру зала с высоким потолком. Посредине сидит старая женщина, спрятанная в одежды, как улитка в панцирь. Казуки недоверчиво жмурится, подозревая очередную проделку своего сознания и магии древнего духа. Но видение не пропадает: тени беспокойно пляшут на красных стенах, глаза женщины белые и пустые.
Казуки кажется, что комната заканчивается за его спиной, а огни свечей практически касаются кожи, иначе откуда взяться такому жару? Нода разворачивается.
Сатору.
Прямо за спиной стоит Сатору Годжо — целый и невредимый. Нода забывает все вопросы, которые терзают его, он вдыхает полную грудь ароматного воздуха и шмыгает носом от счастья. Уже тянется с объятиями. Но Шестиглазый неподвижен и холоден. Взгляд воткнут в старуху, замершую на полу.
— Он привёл тебя сюда, чтобы мы — заклинатели клана Годжо — убили, — дребезжащий голос отлетает от стен, устремляясь к центру зала.
Нода ждёт, что сейчас Сатору выдаст одну из своих гениальнейших и глупейших выдумок одновременно — подхватит его, помашет бабке ручкой и дёрнет за какой-нибудь канат, спущенный с вертолёта над крышей. Потушит свечи и под растерянные вопли старухи сбежит вместе с Казуки. Да хоть слона уронит на этот дурацкий зал. Очевидно же, что это уловка Шестиглазого: он просит семью помочь Ноде, а потом обводит их вокруг пальца, как заправский плут.
И Казуки улыбается, готовясь к очередному безумству. Но Сатору даже не поднимает на него глаз. Он — каменное изваяние.
— Эй, пойдём отсюда быстрее, со мной уже всё хорошо, — дёргает его за рукав Казуки; это не смешно, нужно срочно выбираться.
— Ты сосуд опасного проклятия, — снова гудит женщина сотней голосов. — Он знает, что должен делать, поэтому пришёл сюда. Пришлось вернуть тебя в сознание — только так я смогу убедиться, что дух умрёт вместе с тобой.
Казуки совершено ничего не понимает. Годжо молчит.
Это похоже на новый кошмар, которому нельзя так просто верить. Какая-то старуха в парче не сможет заставить Ноду сомневаться в своём возлюбленном. Ведь это его голос разрывал мрак клятвами о том, что не позволит случиться плохому, никому не отдаст, всегда будет рядом.
— Сатору, скажи, что это ложь, — всё ещё улыбаясь, требует Казуки; когда эта шутка закончится, он не будет разговаривать с Годжо целую неделю, заставит залпом выпить стакан горькой микстуры от кашля — придумает зверские пытки, чтобы Сатору приблизился к тому страху, который Казуки испытывает сейчас…
— Скажи, Шестиглазый, — вторит карга.
— Нужно убить сосуд, — шелестом вырывается из уст Сатору.
Улыбка Казуки трескается болезненными изломами. Он не разрешает себе верить словам Годжо: это точно план, наверно, отсюда не так-то просто уйти живьём, значит, Сатору придумал всё так, чтобы старуха до последнего ничего не подозревала. Нужно подыграть.
Казуки бездумно царапает стены зала взглядом, едва удерживает дробные и частые подёргивания головы — так сильно его тянет оглянуться. Нода хочет увидеть за спиной Ру — насмешливого, неловкого в проявлении чувств, не всегда понимающего их, но уютного и родного. Нода боится, что позади стоит Сатору Годжо, шаман аномального ранга, Сильнейший, Шестиглазый. Тот, чей клан тысячелетиями истреблял демонов, не зная сомнений. Сейчас Сатору должен сделать то же самое: остудив голову, хладнокровно избавиться от опасного чудовища, услышать смертный приговор и привести его в исполнение. И для Сильнейшего не должно ничего менять то, что у проклятия лицо и тело Казуки. Самый могущественный маг из когда-либо живших не имеет права медлить и жалеть; отдав сосуд чёрного сердца своему клану, он поступил правильно, приблизился к тому, чтобы стать тем, кем должен.
Но Казуки не может до конца поверить в то, что Сатору способен на такое: выбрать для своего возлюбленного не быструю смерть от собственных рук, а унизительную и жестокую казнь. Но глухой и тихий голос, взгляд, считающий пылинки на полу, и зажатая поза кричат о предательстве. Остаётся только ждать.