— Что именно?
— Тридцать таблеток веронала.
Она не ответила.
— Если вы не согласны, тогда ничего не выйдет.
— Господин Мансфельд, вы совершенно не понимаете, в каком положении я нахожусь, да еще этот браслет…
— Не хочу ничего знать. Я хочу получить тридцать таблеток. Получу я их или нет?
Она снова долго на меня смотрит, и у меня опять начинает кружиться голова, когда она наконец подносит мою руку к своим губам и согласно кивает.
— Итак, ровно в одиннадцать, — еще раз уточняю я.
Она идет прочь вверх по дороге, приближаясь к играющей девочке и собаке по кличке Ассад, которые теперь бегут ей навстречу. Мать и дочь машут мне на прощание. Я киваю, забираюсь в машину, включаю дальний свет и вижу Верену, Эвелин и собаку, исчезающих за старой башней в лесу, в то время как я выруливаю машину по дороге, ведущей вниз. Незадолго до перекрестка я останавливаюсь и подношу к губам руку, которой касались ее губы. Она пахнет женщиной, косметикой, пудрой и «Диориссимо». Я закрываю глаза и провожу рукой по своему лицу. Запах ее духов, ее губ, ее кожи обволакивает мое лицо.
Я снова открываю глаза, смотрю на свою руку и сжимаю ее в кулак, будто таким образом мне удастся сохранить этот благодатный запах подольше.
Но запах улетучивается, быстро, быстро. Неужели все прекрасное так быстротечно? Наверняка. У всех людей. Только злое и ужасное вечны. Все то нежное, что вызывает на глазах слезы, потому что тебе кто-то нужен, эта улыбка, это прикосновение пальцев и губ, мысль о том, что и это пройдет, улетучится, все это быстро забывается.
Мне нужно добыть этот браслет. Тридцать таблеток веронала могут потребоваться и мне самому.
Сигнал поворота. Нажимаю на педаль. Назад в школу. Слава Господу, все уже позади.
Хотя нет. Еще ничего не прошло. Боюсь, это никогда не пройдет.
Только не с Вереной. Только не с этой женщиной.
Нелогично, не так ли? Совсем недавно я написал что-то прямо противоположное.
Глава 16
Он выскакивает из-за дорожного указателя, как лесное чудище из страшного сна. Я так испугался, что с силой нажал на тормоз, и мотор заглох. Удар! Я врезаюсь грудью в руль. Когда я наконец выпрямляюсь, он уже стоит возле меня — низкорослый калека, ужасный гном. Злой дух. И снова на его тонких губах играет мерзкая усмешка.
— Я тебя напугал? — спрашивает маленький Ганси.
— Пожалуй.
— Я за тобой шпионил.
— Что?
С явной насмешкой он пожаловался:
— Здесь все меня за идиота принимают. Я, конечно же, подслушивал, когда ты говорил по телефону. Я подслушал все, что рассказывала обо мне фрейлейн Гильденбранд. Что ты сказал этой женщине?
— Какой женщине?
— Ну той, с которой ты встречался. Шеф, надо сказать, уже вернулся. Он сказал, чтобы я заканчивал играть и шел в «Квелленгоф». Итак, что ты ей сказал?
— Послушай, ты мне начинаешь надоедать! Отвяжись, ясно? Мне надо повидаться с шефом.
— Я же говорю, меня здесь все принимают за идиота, — снова пожаловался он. — Ты сказал ей, что найдешь браслет?
— Что еще за браслет?
— Мы ускорим это дело, — ухмыляясь, говорит он. — Я тебя обманул.
— Когда?
— Ну когда спросил, не видел ли я девчонку. Я сказал, что нет. Но я видел ее. Я услышал шум, отодвинул штору и увидел ее. Как она украла браслет, я тоже видел, он так сверкал и переливался!
Мне стало жарко, я схватил его за жалкую худенькую ручонку и притянул к себе почти вплотную.
— Ой! Отпусти! Мне больно!
— Так ты ее видел!
— Я и говорю, что видел.
— Знаешь, как ее зовут?
— Ну конечно.
— Говори.
Он молчит.
— Отвечай, как ее зовут? — спрашиваю я и встряхиваю его. Тут я вдруг замечаю, что его губы вздрагивают. Я отпускаю его. Он тихонько бормочет:
— Я скажу имя, но только при одном условии.
— Условии?
— Ты должен стать моим братом, — негромко сказал он.
— Что за бред?
— Это не бред, — он сразу как-то сник. — Видишь ли, у детей здесь родителей нет. Или они не любят их. Дети чувствуют себя одинокими и ищут себе родственников сами. Сами подыскивают себе членов семьи, чтобы не чувствовать одиночества. Это началось уже давно. Ноа — брат Вольфганга. Вальтер — брат Курта. У всех есть братья и сестры. Кузены и племянники. Отцов и матерей нет, где их здесь взять. Папочками и мамочками они сыты по горло, как и я. — Теперь он говорит быстро и горячо, крепко сжимая мою руку в своих ручонках. — Своему брату или сестре можно довериться во всем. Можно даже поплакать, если вы с сестрой или братом наедине. У всех у них есть братья и сестры. А у меня нет. Я уже кого только не просил. Меня никто не любит.