ОНА. Хватит. Уходите.
ОН. У меня семьсот оклад. Плюс премия. Еще нахалтурю, бывает, половину.
ОНА (схватилась за голову). У меня от вас начинается мигрень. Оставьте меня.
ОН. Чё никак, значит?
ОНА. Уходите!
ОН. Никак, значит, да?
ОНА. Уходите сейчас же! (Села на диван, закрыла лицо ладонью).
ОН. Ладно, тогда… пойду, раз так… (Вышел в прихожую, положил на пол цветы, деньги. Стоит).
МОЛЧАНИЕ
Я же тогда-то тово… не помер чуть. Белочка была. Домой приполз, лежу в коридоре, а с кухни какой-то мужик выходит с рыбиной в руке. И по имени меня. Ты чё, говорит, Прошкин, совсем уже, гляжу, облик человеческий потерял. Я ему типа тово, что нет. А он: как нет? Оглянись, говорит, как ты живешь. Я оглянулся. Приберусь, говорю. Он: не про то я. Для чего, говорит, человек живёт? Не знаю, говорю. А он: вот ты для чего живёшь? А я возьми и ляпни: умереть, что бы. Он: а таракан для чего? Баб чтоб пугать, говорю. А он: нет, Прошкин, человек для того живёт, чтобы наследить везде. А после тебя, говорит, чё останется, бутылки пустые. Я ему: иди ты к едрене фене, говорю, учишь…. Он постоял, постоял и говорит: всё, Прошкин, непутёвый ты ребенок получился, решил я, что пора тебе. И рыбиной так по мне провёл и всё. Не помню больше. Глаза-то, когда открыл, под капельницей лежу, в больнице. Медсестра, говорит, траванулся с бодяги. И друганы все тоже. Федька так тот вообще помер. Не откачали. А меня откачали. Дверь я ногой пнул, когда плохо стало. А она не закрытая была. Соседка-то и увидела. А так бы всё. Затух бы уже. Я когда потом про Федьку-то узнал, страшно сразу стало. Под одеяло залез и думаю. Как же это, думаю, жил-жил человек да и помер. Не стало. И поплакать даже не кому. Нету никого потому что. И у меня вот… (Заплакал). Никого. А потом про вас подумал. Может, получится чё, думаю. Холостая вроде и вроде как и понравился, не знаю чем. Из больницы сбёг, в парадное и к вам. А оно вишь как…. Вы б простили, может. Чего по пьяному делу не бывает, а? Я и по хозяйству мастеровой…. Нет? Ну, ладно тогда… пойду. (Постоял). Пойду…
Вышел.
И всё вернулось на круги своя.
Прошкин Михал Иваныч по-прежнему ходит по квартирам, чинит сливные бочки, меняет прокладки, прочищает засорения. И по-прежнему предлагает договориться полюбовно…
Ксения Аристарховна Хидиатулина по-прежнему детская поэтесса. Временами взрослая. Лирическая. Она по-прежнему внезапно пылко и страстно влюбляется и пишет сонеты…
Солнце по-прежнему светит…
Звезды по-прежнему мерцают…
Странная планета Земля по-прежнему круглая и крутится…
И лишь пропасть между ними — человеками и ими — творцами растёт.
Вот такая вот, братцы, шутка получилась нешуточная.
ТЕМНОТА
ЗАНАВЕС
КОНЕЦ
Все авторские права сохраняются.
Постановка пьесы на сцене возможна только с письменного согласия автора.