Вопрос повышенной сложности: а почему Набоков не знал немецкого? Обоснуйте ваше мнение.
Нет, говорят нам – всё это слишком сложно.
Ох, обманывают.
Вот составить такое пособие, подобрать тексты, подготовить задания, которые помогли бы в этих текстах разобраться – это и в самом деле сложно. Но можно. И кое-кто (не будем пока говорить, кто, хоть это был Слонёнок, однако смотри главу о французском!) всё это делает. И труд этих энтузиастов становится не просто любимым миллионами пособием по языку, но настоящей дорогой в его мир. Такие книги – сказать «учебники» язык не поворачивается – суть гимн и дар почтения родному языку и культуре, полный любви и настоящего знания, подлинного понимания, на этой любви настоянного и замешанного. Но как же их мало.
Ну, хорошо, мы побывали на школьных уроках, однако на этом моя история с английским не закончилась. Впереди были четыре года английского в УрГУ (тогда ещё не УрФУ; и ещё имени М. Горького, ни разу не бывавшего в Екатеринбурге, а не первого президента России Бориса Николаевича Ельцина). Так вот. Там, на берегах Исети, тоже было своё волшебное слово:
Тысячи!
Четыре года позора. Ведь в текстах-то и лексика, и грамматика не в объёме школьной программы. И если «Московские Новости» ещё поддавались, то «National Geographic» (настоящий, купленный в книжном на Челюскинцев, неподалёку от ж.д. вокзала) в трубочку сворачивался от моих переводов.
Но мой случай был ещё не самым тяжёлым.
В Свердловске/Екатеринбурге я жил в основном на съёмных квартирах. Было такое квартирное бюро «Астория»: приезжаешь, идёшь с вокзала сразу в гостиницу «Свердловск», а там в зале ожидания парикмахерской – будка, где тебе в обмен на дензнаки дают квитанцию и адрес квартиры. И вот однажды моими соседями оказалась некая пара: юная студентка и её не очень юный любовник. Она с утра уходила на занятия, а он помогал ей с этими самыми тысячами. Не зная ни слова по-английски, но будучи человеком дотошным и скрупулёзным, он выписывал из текстов все слова в столбик, а потом искал их в словаре. Как-то раз обратился он ко мне за помощью. Не было в словаре слов «him», «went», «gone», «knew» и других, видимо, очень редких. Тут уж моя безотказность не помогла. Хотя он, сколько помню, даже деньги предлагал. Но тут надо было либо преподавать ему английский – либо сделать то, что сделал я. Сказать «нет». Взять деньги за обман я не мог. Кстати, и сейчас бы не взял.
Вопрос повышенной трудности: современный читатель, а современный читатель! Хоть где там обман-то был (бы)?
Неудивительно, что юная и красивая девушка Лена с розовыми щеками, преподававшая нам английский на четвёртом курсе, потерпела неудачу в попытках разговорить нас. Помнится, прочла она вслух текст про какого-то мистера. Меня как самого продвинутого (и, подозреваю, втайне ей симпатичного) попросила его пересказать. Я и по-русски-то пересказывать терпеть не могу. Вывод был неутешителен: «Видите, даже (!) Дмитрий испытывает большие трудности при пересказе». Кто бы спорил!
Второй её попыткой раскачать нас (и тут не молчат мои подозрения о личной направленности попытки и о неполной уместности местоимения первого лица множественного числа…) был призыв помочь делегации неких бахаев, приземлившихся в Екатеринбурге. Выступить для них гидами-переводчиками. Во мне произошла кратковременная борьба трёх сил: 1) правильности и добросердечия (когда просят помочь, надо помочь), 2) страха перед своим весьма слабым английским и перед чужим непонятным и 3) инстинктивной нелюбви ко всяким сектам. Мой призыв «Поможем братьям-бахаям?» был произнесён с таким неуверенным смешком, что энтузиазма в группе не вызвал. Тем дело и кончилось.