Пролог
Сквозь стеклянную стену автосалона не пробивался еще ни один рассветный луч, в пакостную пасмурную январскую оттепель солнце вставать не хотело совершенно. Люба, она же Любовь Павловна Романова, тоже не хотела вставать, но труба звала. Вернее не труба, а швабра и тряпка. А ведь пять месяцев назад она готовила свой класс в одном из самых престижных лицеев города к первому сентября. Кто же знал, что её уволят после первой же четверти? «Обидела» сына крупной шишки в областном министерстве образования, должна была этому восьмикласснику-дуболому пятерку поставить, а поставила двойку за четверть. На принцип пошла. Все ведь поставили, спонсор как-никак, одна она отказалась и встала чиновнику поперек горла. Как так? Но Василий Бергман был мало того, что не очень умный, так ещё и на редкость ленивый. Вот если бы попросили, по-хорошему, троечку натянуть, позаниматься, Люба ведь вела дополнительные занятия, причем бесплатно, в отличие от многих коллег. Но нет. Наехали. Отличником «сыночка» должен быть. А как же знания? Этот вопрос остался без ответа, но видимо Василию знания незачем.
Вот и моет она теперь полы в автосалоне по понедельникам, средам и пятницам, да ближайший офис по вторникам и четвергам. Двери в любую школу были для нее закрыты, один из директоров «по-секрету» сообщил, что поступил неофициальный приказ, и кто её возьмет, может лишиться некоторых дотаций. Рисковать не хотелось никому. После этого, потеряв возможность найти работу по профессии, она поняла, что женщина под сорок, одинокая и без работы долго не протянет. Родственников у неё не было, особых друзей тоже, все время забирала работа. И схватилась Люба за первую попавшуюся вакансию, вспоминая мамины слова, что деньги не пахнут, а поломойки нужны всегда. Вот только раньше женщина, считавшая себя учителем, представителем самой что ни на есть интеллигентной профессии, при этом высказывании морщила носик.
— Доморщилась, — закатила она глаза, возюкая тряпкой по полу. — Эх, через две недели мне уже сорок лет, отмечать не с кем, и не на что. Ну и правильно, говорят же, что плохая примета, — тут она неловко сунула швабру в ведро, расплескав грязную воду. — Да что же за утро такое, — но не успела Люба это сказать, как её нога поскользнулась на мокрой плитке, и последнее, что женщина почувствовала, это ужасную боль в затылке.
Глава 1. Ты не ты, когда не в себе
Когда Люба пришла в себя, то почувствовала странную слабость во всем теле и жуткую тяжесть. «Странно, я же разбила голову, по идее должна была или умереть, или, как минимум страдать от боли в перебинтованной черепушке. Тьфу, голове», — все же общение с ребятами с пятого по девятый класс отражалось на лексиконе их учительницы. «Либо ты говоришь на их языке, либо они с тобой не разговаривают», — говорила её преподавательница по педагогике.
— Что, милая, думала выгорание тебя спасет? — она открыла глаза и поняла, почему так тяжело. Молодой парень уже практически лежал на ней, что, собственно, и позволило заехать ему коленом в пах.
— Ты с неба свалился что ли, блаженный? Вали отсюда, пока я не всыпала тебе для профилактики! Насилуют, убивают! — Любовь вспомнила, что им говорил обэжэшник, — пожар!!!!!
На её крики прибежал мужчина в белом халате, он оглядел Любу, что с воинственным видом стояла на кровати, бросил взгляд на возмутителя её спокойствия, и холодно указал на дверь последнему.
— Вон!
— И это все? — искренне удивилась женщина.
— Ваши любовные дела решайте не в лекарском крыле, господа студиозы.
— Приплыли, — сказала Люба. — С лекарств, что ли меня так развело? Или с наркоза? Доктор, а мне голову зашили? Думала, нежилец.
— Мисс Авалон, не считая, что вы своей выходкой поставили под угрозу жизнь нескольких студентов, выжгли себя, чуть не умерли и разнесли аудиторию, с вами все на удивление в порядке, — грубо сказал врач и подошел ближе.
Наконец женщина смогла нормально разглядеть человека в белом, заодно обдумывая произнесенные им слова. А вот посмотреть было на что, высокий, голубоглазый, с прямым носом и резко очерченными губами, со светлой косой до пояса переброшенной через плечо и острыми кончиками ушей. «Вот это глюки, эльф», — подумала Люба, но вслух побоялась произносить, слишком уж этот «глюк» выглядел реально: «Но если это все же мне не привиделось, то буду как мои ученики, включать дуру».
— Простите, пожалуйста, не могу даже представить, что меня до этого довело. Я, к сожалению, ничего не помню, — женщина попыталась скопировать выражение лица Верочки из девятого «в», когда та «забывала» домашнюю работу. «Я обаятельная и привлекательная, очень милая, ты мужик от меня без ума. Полный восторг», — усиленно внушала она ему, периодически хлопая ресничками. То, что подобное поведение в исполнении женщины под сорок могло показаться не милым, а странным, Любе в голову не пришло.