— Это глупо, — отшутился я. — Вы меня переоцениваете. Это слишком большая сумма.
— Так продайте за меньшую, — рассмеялся Сэмюэл.
Хороший он был бизнесмен, но я знал, о чем говорю.
— Она не продается.
— У всего есть цена.
— Нет, это набросок.
— Но ваши руки все превращают в золото.
— Можете сколько угодно распыляться в комплиментах, я решение не изменю. Зима не продается, — для убедительности повысил голос.
— Ладно-ладно, не шумите, — он поднял руки вверх, — у меня есть потрясающий пегас и… облака.
Сэмюэл оценил широкий размах.
— Я рассчитывал на вашу помощь, — напомнил ему, улыбаясь.
— Хорошо, — согласился он, — получите расчет и найдете Стивена из охраны. Я его предупрежу. Он в вашем распоряжении.
— Благодарю.
Сэмюэл достал из бара бутылку виски и разлил по стаканам. Пить желания не было, но я знал, что отказываться не стоит.
— Э-эй! — Из соседних комнат донесся женский смех и английская речь. — Ау! Мы устали ждать и идем искать тебя!
Кому-то сегодня не придется скучать.
Мужчина отпил виски и снова повернулся ко мне.
— Присоединитесь к нам? Можем отметить с дамами.
Предложение ничего кроме неприятия не вызывало.
— Спасибо, но я откажусь.
Я очень надеялся, что вымотался и усну хотя бы на пару часов перед отлетом.
— Эх, и что же мне одному с ними делать.
Сэмюэл усмехнулся, явно напрашиваясь на лесть. Я подмигнул ему.
— Думаю, вы что-нибудь придумаете.
Глава 22 В сердце ниже нуля
Сон мой, навсегда забрала сон мой девочка, которая любила танцевать в темноте.
tritia— Сон мой
Вздрогнул от удара. С трудом разлепил веки и посмотрел в иллюминатор — самолет приземлился. Уснул все же на десять минут. Теперь мой сон был таким — непостоянным, обрывистым, внезапным. Мы и раньше не сильно ладили, а сейчас, кажется, и вовсе существовали на разных полюсах.
И крепкий виски, которым угостил Сэмюэл, не помог: я не сомкнул до рассвета глаз. Много думал — даже для меня слишком много, а потом делал эскизы в блокноте. Звук наносимой штриховки всегда был лучшей колыбельной, но не в этот раз — голубка вцепилась когтями в шею и не отпускала.
— Молодой человек, мы уже прилетели.
Открыл глаза. Опять задремал? Осмотрел пустой самолет, нашел Стивена, который выгружал нашу ручную кладь. Вернул взгляд на девушку — милая стюардесса, на бейджике красовалось имя «Яролина».
— Не такой уж молодой, — пробурчал я.
Голова казалась непосильно тяжелой ношей.
Девчонка засмущалась, улыбнулась ярче. Мне не пришлось бы даже прикладывать усилий, чтобы занять сегодняшний вечер, как раньше. Но я решил не играть.
На самом деле, полигамия осталась в далеком прошлом. В тех временах, когда в застойном и перманентном одиночестве я пытался создать хотя бы иллюзию движения вокруг. Целую главу жизни посвятил тоске и разгулу.
На предложение Инны я согласился, чтобы начать новую. Мы ведь неплохо проводили время вместе. С ней всегда было интересно: она разбиралась в искусстве, часто спорила. И даже несмотря на договоренность, я не пользовался правом «ходить налево», меня все устраивало. Может, поэтому Инна так остро отреагировала: легко усвоить теорию, на практике часто выходило по-другому.
Стивен тактично закашлял, напомнив, что пора бы и честь знать. Я поблагодарил Яролину за полет и, к ее разочарованию, покинул борт, доставивший нас в северную столицу.
Питер встречал на удивление солнечной погодой, хоть это и не разгоняло холод на сердце.
Не без помощи таксиста я закинул фрагменты «Зимы» в студию и поднялся домой. Переоделся, принял ледяной душ, но бодрости это не прибавило. Затем заглянул к соседке, чтобы забрать кошку.
— Клео.
Я наклонился погладить большого разноцветного мейн-куна с таким же, как у меня, скверным характером. Не обращая внимания на улыбающуюся девушку, я гладил пушистый загривок вредного животного, которое старательно изображало, что и не соскучилось вовсе. Но выбежала же по первому зову, мурчала от удовольствия, пусть и кривила надменную и недовольную морду. Ревнивая она у меня и обидчивая — может, поэтому и жили душа в душу.
Соне бы понравилась кошка, они были похожи — и красками, и игривой поступью. Как дурак улыбнулся. Все мысли возвращались к голубке. Теперь она была во всем, как солнечный свет вокруг, а ночью — уже которую подряд — перебиралась в голову и не давала спать.
Спустился в студию и весь вечер смотрел на запечатанную Зиму. Не мог притронуться к ней, будто тянул до лобового столкновения с реальностью.