В результате мы вытащили Василия практически с того света, но теперь ему требовалась постоянная помощь. Он был нетранспортабелен, и я принял судьбоносное решение остаться с ним.
И все же плодотворно провел лето на Сицилии. А как могло быть иначе? Ничего не мешало наслаждаться природой и работать. Материала за эти месяцы накопилось достаточно для целого зала в Эрмитаже. Ну, я преувеличил, но все равно много, а еще часть люди Бернара отправили в Питер вместе с завершенной Зимой.
Когда все закончилось, и мир сбросил оковы, я вернулся на родную землю обновленным. Лучшей версией себя. Той, что наконец нашла равновесие между добром и злом.
Неужели это моя долгожданная награда?
Увидеть Соню здесь, где меньше всего ожидал, было подобно чуду. Я убрал наушники и услышал тишину. Она звенела между нами.
Как такое могло быть? Я сказал это вслух?
Соня не ответила, но в ее глазах я уловил целую палитру эмоций — от испуга до осознания.
Голубка полоснула по мне взглядом и вдруг покраснела. Бросилась собирать разноцветные стекла. Я сначала не сообразил, но… черт! Стоял же перед ней полуголый, в растянутых спортивных штанах, из-под которых виднелась резинка фирменных бо́ксеров.
Я опустился рядом. С трудом верил, что Соня настоящая, а не видение, не фантазия и не сон. В какой-то миг не сдержался и коснулся ее руки — теплая. Голубка одернула ладонь, будто ужалил. Встала и отошла к столу.
Удивление постепенно уступало место логике, и я серьезно напрягся. Разумная часть меня, которая еще пыталась противостоять ее чарам, подсказывала, что все не так просто. Голубка вошла в этот дом, воспользовавшись ключом, потому как я точно запирал дверь. И в следующую секунду голос Покровского зазвучал в голове.
«Она так любит ваши работы, я не соглашусь на другого мастера».
«Да, у нее особая связь с фьордами, они очаровали ее».
«Моя невеста улетела к родителям на Юг».
Невеста. Твою ж мать!
— Сон мой, — осторожно позвал я.
Голубка вздрогнула, услышав. Вздрогнула, но не обернулась, так и осталась стоять у раковины спиной ко мне — смывала водой мелкие осколки с рук.
— Я не забыл тебя, — выдал чистую правду. — Тебя невозможно забыть.
Рассмеялся громко над превратностями судьбы, которая сводила и разводила нас по собственному велению. Только больше я не позволю ей творить за меня.
— Мы встретились в чужом городе в пустом доме, — я сделал шаг, затем второй навстречу Соне, — одни, сон мой, не значит ли это хоть что-то для тебя?
— Просто Марк слишком сильно меня любит, — ответила, вспомнив Покровского, я замер в метре от нее.
— А ты? — задал короткий вопрос и сразу пожалел о нем.
— Что я? — Голубка бросила мне вызов. — Хочешь услышать, люблю ли я его?
— Я точно знаю, что ты все еще любишь меня, иначе я не был бы здесь и не расписывал фьорды в твоей комнате!
Соня застыла от моего крика. Секунда, две, и она стремглав бросилась наверх. А я накинул футболку и медленно поднялся по лестнице следом.
Голубка услышала меня и обернулась. Вспышка, я на миг ослеп. Дивный образ на фоне заснеженных гор напомнил снимок, который я сделал в Норвегии. И который хранил в бумажнике все время без нее.
— Не злись, но это ты привела меня сюда, — кивнул в сторону стены.
По щеке голубки скатилась слеза.
— Сон мой, — я сделал шаг к ней, а она — от меня. — Хватит бегать. Я люблю тебя, и это ничего не изменит. Соня, посмотри на меня.
Но она не слушалась, настырно глядела в пол.
— Ты так и не прочитал сообщение? — спросила еле слышно.
Даже не сразу понял, что имела в виду. Подошел ближе, но не коснулся, чтобы не спугнуть.
— Прости, нет…
— Это детская.
— Что ты имеешь в виду?
Нас прервал голос снизу.
— Любимая, ты здесь? Вижу твои туфли.
Покровский. И сразу все резко встало на места. Она опустила руку на еще плоский живот, но мысль прострелила сознание.
Соня ждала ребенка от этого ублюдка. Эту карту мне было нечем крыть.
Все поплыло вокруг. «Мне казалось, я тону», как в песне.
— Ты… Влад, я все тебе объясню, — донеслись слова будто издалека.
Покровский зашел в комнату, поздоровался со мной кивком и тотчас сгреб голубку в объятия.