Воротясь домой, Клара Эвелия выразила желание перечесть перед сном своих учителей, Нерво и Дарио; супруг же ее предпочел бы, улегшись, тут же погасить свет, поскольку было уже полтретьего ночи. Однако он пообещал себе никогда не перечить жене, если речь идет о поэзии, и Клара Эвелия потушила лампу почти час спустя, когда ее Педро Алехандро уже спал. Клара Эвелия потихоньку поднялась и обвела взглядом небо, озарявшееся вдали отблесками молний. Если погода испортится, ее завтрашним планам относительно писания стихов не суждено сбыться. Она снова улеглась, и невольно в сознании ее возникли два громких имени, заставлявших ее чувствовать себя саму ничтожеством: Хуана де Ибарбоуроу и Альфонсина Сторни. Клара Эвелия ощутила кислый привкус во рту и представила себя позеленевшей, с сизыми от зависти ушами. Спустя некоторое время снаружи донесся стук падающих капель. Она перевела взгляд на мужа, спавшего на боку, спиною к ней, придвинулась к нему поближе и стала выискивать необычное место, куда бы можно было его поцеловать: в мочку уха, в родинку на спине, в выступающую лопатку? Она остановила свой выбор на ухе и поцеловала его. Однако реакции не последовало. Тогда она наклонилась еще раз и слегка укусила мочку его уха. Это пробудило Педро Алехандро и, вернувшись, по завершении полового акта, из ванной, он попросил Клару процитировать какую-нибудь прекрасную строку из прочитанного ею на ночь. Она продекламировала первое, что пришло ей на память: «...поблизости был чудесный сад, в котором роз было больше азалий, а фиалок больше, чем роз». Он воскликнул «как красиво!» и тут же закрыл глаза, чтобы вновь погрузиться в сон; она опять почувствовала, как горло ей перехватывает сгусток кислой слюны: она бы предпочла, чтобы муж попросил ее процитировать что-нибудь из сочиненного ею.
На протяжении своей беременности Клара Эвелия, по совету врача, часами отдыхала под звуки успокаивающей музыки, передаваемой государственными радиостанциями, а если не находила ее на волнах приемника — прибегала к помощи своей органолы, заново в обязательном порядке проигрывая освоенный ею небогатый репертуар: «Ларго» Генделя, «Туонельский лебедь» и «Печальный вальс» Сибелиуса, «Картинки с выставки» Мусоргского, Девятую симфонию Бетховена и половину фортепианной пьесы Альбениса. Вскоре после начала восьмого месяца вызревания плода пришла весть о гибели деверя, Хосе Луиса Д'Онофрио, и его жены Марии Эстер, попавших в автомобильную аварию. Упорствуя в своем супружеском рвении, Клара Эвелия отправилась вместе с мужем на ночное бдение над телами. К рассвету она оказалась совершенно без сил, а через несколько дней родила девочку всего двух килограммов весом.
До четырнадцатимесячного возраста Гладис мать вскармливала ее грудью, с новой остротой переживавшая в ту пору творческий кризис. Когда Клару Эвелию спрашивали, кем бы она хотела видеть в жизни свою дочь, она вспоминала, что двадцать лет назад ей самой задавали этот вопрос и она отвечала: «я хочу быть классической балериной» или «я хочу стать театральной актрисой». Она бросила взгляд на дочь и подумала, что теперь ее душа в жажде славы и высокого призвания не одинока: их, жаждущих, двое.
Заботы по уходу за малышкой поочередно несли бабушка по материнской линии, две тетки со стороны отца и соседка по дому, куда они переехали вскоре после рождения Гладис, в районе Вилья Девото. Помощь последней из них в присмотре за ребенком оказывалась в особенности незаменимой, когда Клара Эвелия отправлялась на семинары или вечерние представления — в одиночестве, ибо за это время связи с прежними друзьями успели порваться. Отдаление это началось с публикации ее книги. Она была разочарована поведением своих знакомых, которые, вместо того, чтобы постараться как-то компенсировать понесенные ею затраты на издание, норовили получить от нее книгу бесплатно, в подарок; к тому же в их уклончивости и нежелании обсуждать поэтические достоинства книги слишком явно сквозила зависть.