– Ладно. Хорошо. Пригласи его, – устало кивнула Марина.
Она встала с дивана, надела туфли и подошла к окну.
– Добрый вечер, сеньора Белова, – раздался глубокий грудной голос посетителя.
Марина медленно повернулась. На мгновение её глаза слегка расширились, но пианистка быстро взяла себя в руки.
Перед ней стоял высокий холёный мужчина лет сорока с благородными чертами лица, упрямым подбородком и резко очерченным ртом. Тёмные волосы аккуратно подстрижены и зачёсаны назад. Щёки покрывала модная щетина. Португальца можно было бы назвать красивым, если бы не ужасные шрамы, уродующие правую половину лица.
Несмотря на дорогой элегантный костюм, сеньор Феррейра походил на пирата. Настоящий разбойник, хоть и с налётом цивилизованности. От него веяло силой, решительностью и опасностью. Он был из тех, кто точно знал, чего хочет от жизни и великолепно бы смотрелся на палубе каравеллы, бороздящей просторы океана в поисках сокровищ. Брутальная красота мужчины завораживала. Пронизывающие карие глаза в обрамлении смоляных ресниц гипнотизировали.
От Жозе не укрылся лёгкий испуг во взгляде девушки. Но за много лет португалец уже привык к подобному. Реакция русской пианистки была не самой худшей.
– Здравствуйте, сеньор Феррейра.
– Можно просто Жозе.
– К сожалению, я не говорю на португальском, – ответила Марина.
– Я сказал, что Вы можете называть меня Жозе, – мужчина легко перешёл на английский.
– Хорошо.
Португалец отдал пианистке букет свежих тёмно-бордовых роз, отмечая про себя, что вблизи она гораздо выглядит моложе, чем ему показалось из зала.
– Знаете, когда я шёл на Ваш концерт, то думал, что эти цветы очень подойдут к случаю. Но теперь понял, что ошибся. Лучше было бы принести белые розы или нежно-кремовые.
– Ничего, – едва заметная улыбка тронула губы Марины. – Эти цветы прекрасны.
– Хочу сказать, что поражён Вашим талантом. Два часа пролетели, как одно мгновение.
– Какое произведение Вам понравилось больше всего?
– Я не силён в классической музыке. Как и вообще в музыке, – не смущаясь, признался Жозе. – Поэтому рискну сказать, что меня тронула нежная композиция в конце программы. Она заставила вспомнить детство, маму.
– Ммм, ноктюрн Шопена. Он многим нравится.
– Марина… – произнёс португалец. – Ничего, что я обращаюсь к Вам по имени?
– Ничего, – девушке понравилось, как звучит её имя в его устах.
– Я бы хотел пригласить Вас на ужин.
– Спасибо. Но вынуждена отказаться. Я очень устала после концерта. А завтра утром у меня репетиция.
Жозе слегка нахмурился. На что он рассчитывал? Какая женщина захочет появиться на людях с уродливым мужчиной? Но поскольку его предложение не несло ни малейшей романтической подоплёки, то португалец на мгновение забыл о своих шрамах на лице.
– Может, всё-таки подумаете? Обещаю, мы поужинаем в тихом, немноголюдном месте.
– Ещё раз спасибо, но не сегодня, – вежливо улыбнулась русская.
– Ладно. Рад был знакомству. Извините за беспокойство, – в тоне мужчины проскользнули нотки металла.
Это не понравилось Марине и насторожило её.
– Спасибо за цветы, – она отвернулась к окну, давая понять, что аудиенция закончена.
Жозе несколько секунд постоял, рассматривая прямую спину пианистки, её худенькие плечики и подумал о том, что эту барышню не помешало бы немного подкормить. Уж слишком она тощая. В чём душа только держится. А ещё португальца задел слегка надменный взгляд и горделивая осанка русской. Не сказав больше ни слова, мужчина вышел из гримёрки.
Марина снова легла на диван. Сеньор Феррейра показался ей подозрительным. Ледяной тон, которым португалец произнёс последнюю фразу, заставил содрогнуться. Уж не замыслил ли этот мужчина что-то плохое?
«Пожалуй, сегодня лучше выйти через служебный вход», – подумала девушка.
Русская приехала в Лиссабон всего полтора месяца назад. В столице Португалии её почти никто не знал. Поэтому после концерта пианистка, не скрываясь, выходила через парадный вход и шла гулять по городу. Поздняя вечерняя прогулка хорошо снимала усталость.
Марина не была настолько известной, как поп-звёзды или оперные дивы. Обычно с ней хотели познакомиться застенчивые интеллектуалы, пожилые романтики, годившиеся в деды или отцы. Феррейра явно был не из их числа. Может он тихий сумасшедший? Шрамы на лице португальца делали его не столько уродливым, сколько зловещим. Интересно, откуда они?
Девушка подумала о том, что надо бы снять концертный наряд и переодеться в повседневную одежду. Но Марине было лень. Уже поздно, никто не удивится, если она выйдет из здания филармонии в вечернем платье.